Большая книга ужасов – 55 (сборник)
Шрифт:
Они вышли в короткий коридор и тут же столкнулись с тихо воющей под дверями комнаты Моторовой.
– Королев, – скулила она. И скребла ногтями стену. – Королев…
– Слушайте, вы сегодня какие-то буйные, – всплеснула руками Карина, впуская очередного обитателя первого отряда во владения вожатых. – Вы какой травы коллективно нажевались? Или горелых спичек нанюхались? Одного покойники целуют, другая с ума сходит от любви.
Аня бледной тенью просочилась в дверь девичьей комнаты. Навстречу ей шагнула врач Вера Павловна.
– А это что за привидение? –
Вера Павловна все делала грозно, иначе ее перестали бы воспринимать всерьез. Даже для невысокого человека она была маленькая. Не карлик, но с каким-то дефектом в строении костей. Сильно сутулая. На носу толстые очки. Неизменный белый халат. С коротконогой Моторовой она была одного роста.
– Что? – сурово сдвинула брови Вера Павловна. – Очередная истерика? – Она так резко сунула руки в карманы, что нитки халата затрещали. – Пьем глицин, прибавляем усиленный прием витаминов. И как можно меньше бывать на солнце. Да! – потрясла она перед собственным носом сжатым кулачком. – И побольше движения.
– В поход! – подсказала ей Карина.
– В поход! – припечатала Вера Павловна. – Завтра же выпишу для всех разрешение. И чтобы послезавтра вас здесь не было!
Маленьким решительным ураганчиком она вылетела в коридор.
– Королев… – прошептала Аня, делая робкий шаг к столу.
Лешка мирно спал, заботливо прикрытый розовой кофтой. Услышав свою фамилию, он немного поворочался, ткнулся носом в покрывало, вздохнул и провалился в тот самый блаженный глубокий сон, что приносит нам сновидения.
– Завтра все пройдет, – грубоватым голосом произнесла Зайцева и стала выбираться из-за стола. Судя по фантикам вокруг ее чашки, второй ужин прошел успешно.
– Не стойте, – подтолкнула ребят Карина. – Вон место освободилось, проползайте. Сейчас чайник вскипит.
Кирюша недовольно нахмурился.
– Все ваши проблемы – от панибратства, – строго произнес он. – С детьми надо держать дистанцию.
– Вот ты и держи, – огрызнулась Алена. Она сидела на кровати рядом с Королевым и осторожно гладила его по голове.
Старший вожатый вскочил, заставив стол с грохотом отодвинуться. Лешка завозился, дернул левой ногой, но глаза не открыл.
– Если ты такая умная, то пиши объяснительную, где твои дети были весь этот день. Он, – вожатый показал на Королева. – И вот этот ночью, – он кивнул на пристроившегося с краю Кабанова.
Сашка вдруг почувствовал страшный голод. Драки драками, увечья увечьями, а подкрепиться никогда не повредит.
– И вообще, как я посмотрю, – вещал Кирюша, – у тебя слишком вольные нравы в отряде. Как бы не начались повторения!
Он выразительно посмотрел на шмыгавшую носом Аню. Она тихим ангелом стояла у стола и с блаженной улыбкой смотрела на спящего любимого.
Алена стремительно побледнела, взгляд ее стал тяжелым.
– Да какие уж тут повторения… – хрипло ответила она.
– Дурдом! – с чувством произнес старший вожатый.
То ли взгляд, то ли слова, то ли бульканье чайника (а электрические приборы в корпусах держать было категорически запрещено) – словом, что-то погнало Кирюшу сначала из-за стола, потом из комнаты, из коридора, из корпуса, и гнало дальше, пока не отпустило перед его каморкой в домике для обслуживающего персонала. Определенно, этот год для него – последний в лагере. Хватит.
Алена тихо вытирала слезы, Карина резала толстые куски хлеба, Кабанов уплетал третий бутерброд, абсолютно забыв и про свои страхи и про свою боль. Часть крема у него смазалась, оставшееся он сейчас стирал жадно уплетаемыми бутербродами. Осоловевшая Моторова стояла около стенки и безотрывно смотрела на спящего Королева. Зайцева сидела на кровати у себя в палате и зло буравила взглядом выбранную точку под ногами. Кривонос крепко спал, причмокивая и прихрюкивая разбитым носом. Вернувшийся домой начальник Семен Семенович склонился над раскрытой тетрадью, куда заносил все лагерные расходы за день. Матвей у себя расправлял кровать. Все было спокойно. Ничего такого не произошло.
Глава четвертая
Про любовь и нелюбовь
Наутро Зайцева в сторону Сашки не смотрела. Сидела в беседке, сушила свои роскошные волосы на солнце, улыбалась Кривоносу, шутила с Лешкой, который все еще пребывал в счастливом неведении относительно своих вчерашних блужданий, – и все. Сашки для нее не существовало! Моторова спала на лавочке – всю ночь она продежурила около любимого, и утреннее солнце ее сморило.
Кожа на Сашкиной щеке облезала, губы шелушились. Опухоль спала – и на том спасибо, но в остальном все было плохо, плохо, плохо!
Увидев впервые его «красоту», Зайцева многозначительно хмыкнула. Даже как будто процедила сквозь зубы: «Так тебе и надо!» Больше Сашке не было оказано ни малейшего внимания. Сначала он ходил кругами, надеясь поймать взгляд Зайцевой, потом плюнул. В конце концов, не он затеял всю эту игру с поцелуями и влюбленностями. Ирка первая неделю назад на дискотеке повисла у него на шее. А теперь, видимо, любовь прошла, завяли помидоры. И нормально! И без нее проживет. Задевало одно – ее улыбки Кривому. Вот уж кому Сашка точно не простит, так это Юрику. Если она начнет ходить с ним… Если она… Дельных мыслей в голову не приходило, в груди клокотала злоба. Натравит на отряд покойницу, пускай каждый со своей отметиной походит. Надо дождаться вечера, забраться в изолятор и обо всем договориться с призраком. А он, то есть она, там есть, Сашка в этом не сомневался.
Кривой расположился рядом с Иркой и активно поддакивал. Перешагнув через гордость, Кабанов забрался на перила беседки и сделал вид, что сидит здесь вместе со всеми, завтрака ждет. Тут народу – половина отряда. Пускай не думают, что он подслушивает. Он со всеми тусуется.
– Если покойница и существует, то она всех запихивает обратно в изолятор, – вещала Зайцева. – Лешке память отбило, Кабанова лишай прострелил. – Сашка сделал вид, что этого не услышал. – Осталось еще кому-нибудь на дискаче ногу сломать, и в палате опять будет полный комплект.