Большая книга ужасов – 83. Две недели до школы
Шрифт:
Также сосед извлек из него яйца и сливочное масло, и Галка вызвалась пожарить яичницу.
В целом получилось не так уж и плохо. Лешка оказался отличным слушателем, жадно внимая рассказам про Саратов, море и Галкины планы на жизнь. О себе он говорил мало, но из скупого перечисления фактов стало ясно, что папа его умер, а живут они вместе с выпивающим и немножко сумасшедшим дедушкой. Тему матери Лешка старательно обходил, из чего Галка заключила, что, в отличие от отца, она жива, но в жизни сына участия не принимает.
Сразу
День разгорался, и на кухне становилось жарко. Пора было собирать вещи в поездку и успокаивать родителей, что ее не утащили черти. Девочка засобиралась домой.
– Как тебя найти в ВК? – спросила она, доставая телефон.
– У меня такого нет, – неловко замялся сосед.
– Хотя бы какой-то телефон есть? – уточнила Галка, успешно сдержав в голосе эмоции.
– А то как же, – с какой-то даже гордостью кивнул Лешка. – Есть!
– Значит, будем так болтать. Давай номер.
Номер ей назвали, но попросили самой не звонить, а то дед рассердится.
Скомканно попрощавшись, девочка вышла на лестничную клетку, чувствуя себя так, будто по ней проехался трактор. Ощущение страшной тоски и безысходности немного схлынуло, и только теперь Галка поняла, как ей на самом деле все это время было плохо.
Она оглянулась на дверь. Вечером она поедет на море, а славный добрый Лешка навсегда останется тут.
Надо будет привезти ему сувенир.
Родители уже завтракали, и Галка не отказала себе в удовольствии поесть снова. Про новое знакомство она говорить не стала, потому что папа бы обязательно пошутил про жениха, а мама хоть и смолчала бы, но посмотрела бы очень многозначительным взглядом.
Чемоданы были предусмотрительно собраны еще в Саратове и теперь дожидались в прихожей. Телефон то и дело пиликал уведомлениями: написывали друзья, требуя видео новой квартиры и интересуясь, как вообще дела. Галка кидала односложные отписки, обещая все показать минимум через месяц, а лучше через два или три.
Дома, где теперь жили чужие люди, было хорошо и уютно, а это место показывать было стыдно и неприятно.
После завтрака папа уехал по рабочим делам, а Галка и мама принялись разгребать шкафы на кухне.
Там среди хлама, просроченных консервов и круп вперемешку с засохшими паразитами и вполне живыми мучными червяками находились настоящие артефакты.
Чугунные сковороды, фигурные скалки, фарфоровые фигурки, хрустальные рюмочки, большей частью со сколами, но попадались и целые. Даже серебряные ложки были, темные и тяжелые, с изящной узорной вязью на ручках. Их мама практично откладывала отдельно, намереваясь потом отмыть и показать знающим людям, а все прочее беспощадно выносилось на помойку.
Позабыв о вчерашнем происшествии, Галка как угорелая носилась туда-сюда по лестнице с мусорными пакетами, чувствуя, что у нее отнимаются ноги и отваливается спина. Лифт так и не заработал. Сейчас девочка даже была бы не против поваляться немного в обмороке.
– Что-то ты бледная, – обеспокоенно заметила мама в очередное ее возвращение.
– Интересно, с чего бы, – буркнула Галка, но не очень сердито.
Они не сделали даже треть, но в кухне стало заметно легче дышать. Стало видно, что стенные шкафы на самом деле из настоящего хорошего дерева. Папа отшлифует их, покроет лаком, поменяет петли, и все будет очень красиво и дорого.
Галка огляделась уже по-хозяйски.
– Это наша квартира! – с гордостью сказала она.
Живот резануло так, будто в него воткнули нож.
Резко стало холодно.
Вскрикнув, девочка согнулась, и ее стошнило прямо на пол.
Когда наконец-то приехала «Скорая», Галку уже перестало полоскать, но рвотные позывы до сих пор терзали тело. Во рту скопилась горечь, виски будто сдавило.
Медики прошли в гостиную, перешагивая через коробки, но диагностировать отравление не спешили. Девочке резко стало лучше, температура была в норме, давление тоже.
Врачи поманили маму выйти в кухню, и Галка навострила уши. До нее донеслись только обрывки разговора, но суть она уловила: медики затирали про манипуляции и психосоматику. Типа Галка, конечно, не специально, но вот так она протестует против переезда и требует внимания и возвращения в Саратов. Девочку это страшно возмутило, но вроде же как она не должна была это все слышать, поэтому она молча надулась, обнимая пластиковое ведро.
Как только «Скорая» укатила, пришел папа.
Море отменялось.
Перед этим ужасом померкло все.
– Ну пап, – увещевала девочка, – мне уже лучше! Давайте поедем! Если что, я просто в самолете в туалете посижу! Да там все равно и так пакетики раздают, хоть использую наконец!
– Солнышко, ну ты чего, – мама погладила ее по голове, – здоровье дороже.
– Мы же уже не сможем сдать билеты! – сердилась Галка. – И отель оплачен! И питание! Чего деньги выбрасывать? Я хочу на море! До школы совсем мало осталось! Мне там точно-преточно лучше будет, чем тут! И вам тоже туда точно-преточно надо. Мы все злые как собаки с этим переездом стали. Ну мам!
Время до самолета неумолимо летело, а бой уже был проигран. Скрюченная Галка сидела, укутанная в свитера и одеяла, и ее колотило. Холод расползался от костей, замораживая кровь. Надо было что-то решать.
Победило благородство.
– Пап… а если вы с мамой без меня полетите?
Папино лицо на миг озарилось надеждой, но он тут же покачал головой.
– Исключено. Как ты представляешь, мы тебя одну оставим?
– Ну почему одну сразу? Пусть бабушка приедет. Мы с ней тут побудем. Ночь на поезде – и она в Москве. Пап, езжайте. Хотя бы вы.