Большая книга ужасов (сборник)
Шрифт:
Она внимательно посмотрела на Лену. Парамонова нервно хихикнула и воскликнула:
– Шестьдесят! Нет, семьдесят. А может, восемьдесят? – Лена пожала плечами и извиняющимся тоном пробормотала: – Все-таки вы – бабушка!
Светлана прямого вопроса дожидаться не стала. Поймав вопросительный взгляд Динкиной бабушки, она жарко вспыхнула и еле слышно прошептала:
– Я не знаю. Внешне больше пятидесяти не дашь, но… Дина нам говорила – вы много старше.
Когда гостья перевела глаза на Сергея, он в ответ лишь отрицательно замотал
– Не могу сказать. Честно, не могу.
Динина бабушка настаивать не стала. Рассмеялась и непонятно сказала:
– Воспитание – та же клетка, только ключей к той клетке не подобрать. А ведь ты, мой хороший, ведаешь правду!
Сергей вдруг побледнел. Вскочил с дивана и отошел к окну. Он смотрел на постепенно темнеющий внизу сквер так, будто впервые тут находился. Лишь бы не видеть, казалось бы, знакомые – почти Динкины! – но такие пронизывающие, всепонимающие, пугающие своей проницательностью глаза.
Необычная гостья обернулась к Гришке и с легкой усмешкой протянула:
– Ну а ты, друг сердешный, что скажешь? Ты ведь не станешь прятаться за словами, словно за огорожей [2] , как твой хорошо воспитанный приятель? Тебе мишура не надобна?
Гришка хмыкнул и, с жадным любопытством всматриваясь в непостижимые глаза, проворчал: – Я-то скажу. Не знаю, правда, понравится ли вам, но скажу. Только вначале хочу попросить…
Гришка замялся, и Динина бабушка подбодрила:
2
Огорожа – забор (старорусский).
– Что ж волишь прошать? Не стесняйся…
Гришка вдруг подумал, что никто из его городских знакомых не вкрапливал в свою речь давно забытые старорусские слова. Только от деда он слышал перед завтраком «чего волишь-то?» И «прошать» – просить, тоже чисто дедовское словечко, так в старину в Вологодской области говорили – надо же, где снова услышал… Деда уже нет, а слова эти… живут пока.
Гришка бросил взгляд на смуглые, совсем гладкие руки. Удивительно молодые руки.
Он жил с бабушкой и прекрасно знал ее ладони. Помнил многочисленные пигментные пятна и сухую, истончившуюся за годы морщинистую кожу.
А бабушке недавно исполнилось шестьдесят семь лет. Всего лишь! Не очень-то много, как понимал теперь Гришка.
– Ну-у… я хочу сделать рисунок. Ваш портрет. Нет, маслом лучше! Пока вы тут. И чтоб Сергею вы тоже позволили. Можно?
Девочки рассмеялись. Лена сердито воскликнула:
– Не соглашайтесь! Гришка вас так разрисует! Вы его не знаете!
Сергея, к досаде Парамоновой, тоже заинтересовала Гришкина просьба. Мысленно он уже прикидывал, в каких тонах портрет этой необычной женщины смотрелся бы выигрышнее.
Лена
Динкина бабушка прикрыла глаза, размышляя, и кивнула.
– Ладно, мои хорошие. Жаль, у меня мало времени, но один день, так и быть, вам пожертвую – завтрашний. Ну как – договорились?
Гришка с Сергеем дружно кивнули.
Лена презрительно скривилась: «Мазилки несчастные! Даже сейчас не могут о своих красках забыть! Парни, тоже мне…»
Сергей насмешливо покосился на нее, но промолчал. Гришка жарко шепнул хмурой Лене в самое ухо:
– Да ты что?! Такой типаж – зашибись! Я таких глаз в жизни не видел – рентген отдыхает!
Лена раздраженно отмахнулась. Все снова засмеялись. Динкина бабушка повернулась к Гришке и мягко сказала:
– Теперь слово за тобой. Что скажешь – сколько все-таки мне лет, на твой взгляд?
Гришка хмыкнул:
– А вы не обидитесь?
– Нет.
Лапшин задумался.
– Ну-у… если внешне… то Светка, может, и права. А вот если глаза… если вглубь… – И он вдруг решительно заключил: – То никакая вы не бабушка!
Друзья возмущенно ахнули. Покрасневшая Лена зло прошипела:
– Думай, что несешь!
– Отстань, – оттолкнул ее Гришка. – Я правду сказал!
– Кто же я, ежели не бабушка? – вкрадчиво поинтересовалась необычная гостья.
– Откуда я знаю? – огрызнулся Лапшин. – Только вы старше нашей церквушки на Соборной горке. В ваших глазах – вечность!
Девочки остолбенели. Один Сергей не слишком смутился. Лишь опустил глаза вниз, молчаливо соглашаясь с приятелем.
В комнате повисла тяжелая, давящая тишина. Дина виновато смотрела на бабушку, не зная, что сказать, чтобы смягчить Гришкины слова.
Расстроенная Светлана успокаивающе погладила ее по плечу. Лена кипела от злости.
Однако гостья не смутилась и, кажется, совсем не обиделась. Обвела всю небольшую компанию проницательным взором и усмехнулась:
– Молодец, мальчик мой, в самый корень зришь. Как и твой друг, в общем-то…
Девочки непонимающе переглянулись. Динина бабушка снова взлохматила Гришкины рыжие волосы и добродушно добавила:
– Только впредь будь осторожнее – такое не всякому сказать можно, разумеешь? Иной раз лучше смолчать…
Она протяжно вздохнула и встала. Бросила внимательный взгляд на притихших гостей и ласково улыбнулась.
– Я рада, что вы знаетесь с моей Диночкой. Рада, что вы такие разные и неплохо дополняете друг друга. Очень неплохо, нужно признать…
– Бабушка, – жалобно прошептала Дина, и ее карие глаза наполнились слезами, – кто же ты? Ты мне действительно бабушка?
– Почти, дроля моя, почти, ты можешь быть спокойна. Я действительно твоя пра, – она бережно приобняла Дину за плечи.