Большая книга ужасов
Шрифт:
Как ни странно, добрался я без всяких приключений. Дверь в дом доктора была, как всегда, приоткрыта, сквозь кухонное окно я видел, как жена Коляскина возится у плиты, в воздухе плыл запах творожников. Я вошел в дверь, пройдя короткий коридорчик, оказался в гостиной. В гостиной Коляскина имелся специальный колокольчик для посетителей, я подошел к колокольчику и звякнул.
Через минуту из кухни вышла жена Коляскина в фартуке, в одной руке у нее была лопатка, в другой блюдо сырников.
– Вот это да! – Она сразу поставила блюдо на стол. –
– Там, за холмом гулял, провалился в какую-то яму, в проволоке запутался. Порезался весь, до поликлиники далеко, сразу к вам решил…
– Правильно решил. – Она сняла фартук. – Пойдем со мной.
Я знал, что у Коляскина дома есть небольшой кабинет, где он иногда принимал неотложных пациентов. Жена Коляскина провела меня в заднюю часть дома. Она щелкнула выключателем и открыла дверь в кабинет.
– Заходи.
Кабинет был идеально чистый, сверкающий и светлый. Посередине комнаты стоял хирургический стол. В углу кипятильник и лоток с инструментами в спирту.
– Коляскин придет через час, – сказала она. – Может, чуть позже. Не будем ждать, ждать нам нельзя. Садись на стол.
Я забрался на стол. Она намочила ватку спиртом. Потом посмотрела на ватку и бросила ее в корзину, взяла сразу бутылку. Растворила в спирте зеленоватую таблетку.
– Терпи. Не будешь дергаться?
Я покачал головой.
– Наклонись.
Она взболтала бутылочку, подождала, пока осядут пузырьки, и вылила мне на шею.
Спирт зашипел, в башке у меня взорвался серебряный вихрь, рана вспыхнула и захолодела.
– Терпи. – Жена Коляскина набрала на ватный тампон густой мази. – Может снова быть больно.
Она намазала мне шею и замотала ее бинтом. Больно не было, мазь мне помогла почти сразу. Кожа стала стягиваться, чесаться и, как мне показалось, даже потрескивать.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– За медицинскую помощь не благодарят. А кто это тебя на самом деле? – спросила она. – Подрался? Побили?
– Не, в яму упал, я же вам сказал. Там какую-то теплотрассу раскопали, я и провалился…
– Ну, не хочешь, не говори. Коляскин придет, позвонит твоим. Тебя повесить, что ли, пытались? В городе черт-те что происходит… Коляскин говорит, что кошке недавно челюсть вырвали…
Я презрительно поморщился.
– Тоже слышал? – улыбнулась жена Коляскина. – Или кошек не любишь? Ладно. Надо еще укол от столбняка сделать.
Она открыла небольшой шкафчик и стала искать лекарство.
– Куда все катится? – ворчала она. – Собак вешают, кошкам челюсти вырывают… На людей кто-то нападает… Я говорю Коляскину – надо отсюда уезжать, надо поближе к сыну перебираться, а он все одно: сто двадцать восемь поколений Коляскиных жили и умирали здесь, и он отсюда никуда не поедет. Я ему говорю – поедем, а то поздно будет. А он все свое. Ну, хоть ружье тогда достань, говорю! А он и ружье не достал. Сказал, что в нашей стране честному человеку нечего бояться.
Она нашла нужную ампулу и стала спиливать колпачок.
– Коляскин, говорю, тебе что надо, чтобы реки кровью потекли? Чтобы земля трястись начала?
Это она, конечно, преувеличивала. Никакого конца света у нас тут не планировалось. Просто одна маленькая мерзкая тварь.
Жена Коляскина набрала в одноразовый шприц противостолбнячной сыворотки и велела мне стоять смирно. Затем сделала мне укол.
– Готово. – Жена Коляскина бросила шприц в корзину. – Можешь идти. А домой тебе мы позвоним. Пусть там разберутся. А если не разберутся, то я сама в милицию позвоню. А то так мы до чего докатимся-то?
Я слез со стола. Подошел к ней.
– Спасибо, – снова сказал я.
– Спасибо не говорят, дубина. Иди, иди, мне еще готовить надо…
Я потупился и стал пятиться к двери.
– Погоди-ка! – Она вспомнила о чем-то и выбежала из кабинета.
Она накормила меня сырниками. Много я есть не стал, хотя проголодался сильно, запросто навернул бы, наверное, целую тарелку, а то и две. Но я съел всего пять штук, чтобы не очень себя отяжелять, а потом ушел.
К вечеру я вернулся домой. Меня встретила Ли. Она сидела в гостиной и читала книжку. «Винни-Пух и все-все-все», глава про наводнение. Я подошел к ней и сел рядом.
– Жутко выглядишь, чувак, – сказала она. – Всклокочен весь, перемазан в чем-то… Кровь, что ли? Зеленка? Давай я тебя вытру.
Ли достала носовой платок и стала вытирать мне лицо.
– В яму свалился, – объяснял я. – Поцарапался весь, коньки чуть не отбросил…
– Осторожней надо, – приговаривала Ли. – Тут кто-то опять в городе чего-то натворил. Предки не говорят, но милиция приезжала. Предки странные. Закрылись у себя в спальне, сидят, шушукаются… А я вот книжку читаю…
Я заглянул в «Винни-Пуха». Пятачок сидел возле окна и смотрел на наводнение. Самое роскошное место во всей книжке.
Прибежал Бакс, понюхал. Тявкнул. И сунулся к Ли, ему не понравилось, как от меня пахло.
– Бакси, – оттолкнула его Ли. – Не мешай!
– Я пойду, помоюсь, – сказал я. – Устал я чего-то…
Я принял душ. Изучил себя в зеркале. Шрам на шее выглядел просто роскошно – будто мне пытались отпилить голову, а потом приставили обратно. Пришили суровыми нитками. Я было хотел оставить все как есть, но затем все-таки замотал шею бинтом. Нечего пока. Смазал царапины на лице перекисью и поплелся к своей комнате.
Проходя мимо спальни, я увидел, что дверь не закрыта. Остановился. Па и Ма разговаривали. Про меня. Я затаил дыхание и стал смотреть в щель. Они курили. Курили прямо в спальне.
– Надо что-то решать. – Ма смотрела на Па.
Он промолчал.
– Что ты молчишь?
– А что мне прикажешь? – злобно произнес Па. – Взять револьвер и пристрелить его?
Теперь промолчала Ма. Она молчала довольно долго, потом сказала:
– Ты говорил, что у тебя есть какой-то друг на севере.