Большая лагуна
Шрифт:
Вера видела, как Вика разулся, связал шнурки, перекинул бутсы-скороходы через плечо и ждал ее, крепко держась за поручни. Когда она подошла, Вика спросил с легким смущением:
— Надеюсь, тебе понятно, что произошло?
— Приблизительно, Вика.
— Так знай, что я проделал трюк, чтобы показать тебе, как осторожно следует пользоваться космической техникой, даже такой невинной, как бутсы-скороходы. Запомни, что реактивные двигатели толкают в пятку; следовательно, чтобы в лучшем случае не шлепнуться на пол, надо посылать корпус вперед. Ясно?
— О, вполне.
— Да ты превосходно научилась ходить!
— Нет, Вика. Пригодились советы Пегги и милой дамы, что встретилась мне после того, как ты превратился в сегнерово колесо.
— Ах, это Лиза Иванова, микробиолог. — Вика помрачнел.
— Она успокоила меня, сказав, что ты не будешь вечно носиться по коридору, тебя изловят сетью.
— Да, это Лиза. Представляю, как она информирует Пегги! Ну, да ладно. Вот мы и пришли. Заметь, что двери наших лабораторий цвета неба Марса. Мы занимаем самую большую площадь на «Сириусе», и неспроста. Собственно, для нас и сооружен спутник. Все остальные ютятся под нашим крылом. Нам не жалко, места здесь всем хватит. Вот, пожалуйста, — главная обсерватория. Сейчас я тебя представлю доктору Аллану Хаасу. Вот это личность! Железный человек!
«Железный человек» оказался небольшого роста, щуплым с виду и, как отметила Вера, с маленькой головой и заурядным лбом. Трудно было представить, что перед ней один из выдающихся астрофизиков, опровергший теорию «разбегающейся Вселенной».
— Вы прилетели к нам в очень удачное время, — сказал доктор Хаас. — Всего несколько дней назад закончен монтаж системы ретрансляции. Теперь нам не надо надевать скафандры и…
— …болтаться в невесомости, — вставил Вика. Доктор Хаас улыбнулся:
— Как образно выразился Вика, теперь мы действительно редко болтаемся в невесомости. Изображения, получаемые телескопами, сейчас переносятся на экран.
Веру усадили в кресло. Обсерватория занимала большой эллипсовидный зал, напоминавший ходовую рубку на подводном гидрографическом судне, только несравненно больше; зато множество приборов на стенах, компьютеры, экраны невольно вызывали сравнение с подводным кораблем. И действительно, и там и здесь работали в герметически закрытых помещениях и только с помощью различных технических ухищрений могли наблюдать за тем, что происходит за стальной оболочкой.
Кроме доктора Хааса и Вики, в обсерватории находился еще один ученый. Он настолько углубился в какие-то расчеты, что только кивнул Вере и снова повернулся к каретке компьютера, выдававшего ровные ряды цифр.
— Доктор Джозеф Рейда, — представил его доктор Хаас.
Доктор Джозеф Рейда еще раз торопливо кивнул, щеки его дернулись, что, видимо, заменяло ему улыбку.
— Он на грани величайших открытий, — шепнул Вика Крубер, усаживая Веру в кресло против мерцающего экрана.
— Вам Вика покажет обозримую Вселенную, — сказал доктор Хаас и, извинившись, отошел в противоположную часть обсерватории, где, как пояснил Вика, он просматривает первые снимки пульсара, открытого вблизи центра нашей Галактики.
— Пульсар, пульсар… — Вера вопросительно посмотрела на Вику.
— Ну, пульсирующая звезда, и только.
В словах Вики Вера почувствовала неприязнь к доктору Хаасу, который, видимо, по мнению Вики, занимается пустяками, вместо того чтобы дальше развивать свою гениальную теорию.
Вика отошел к панели со множеством приборов. Экран засветился ярче. Затем Вере показалось, что экран ушел в стену, образовалось окно, и она в нем увидела Млечный Путь, до того яркий, что прикрыла глаза рукой,
— Не та фокусировка, — сказал Вика. — Вот теперь смотри. Ну как? — В голосе Вики звучали торжествующие ноты.
Действительно, у Веры захватило дух, когда в черной бездне засияли звезды созвездия Орион. Звезды именно сияли, не лучились, а сияли, казались меньше, чем на Земле, и неизмеримо дальше. Вера искала, с чем можно сравнить цвет космоса, и не находила сравнения. Вначале ей казалось, что перед ее глазами абсолютно черный цвет. Всматриваясь, она почувствовала, как пробежал холодок по спине: никакого цвета не было, перед ней разверзлось пространство, неизмеримое, бесконечное пространство, не имеющее цвета, как не имеет его пустота. Она поняла, что черный цвет — кажущийся, им заполняет сознание пустоту, и если бы не эта особенность, то перед ней открылось бы нечто страшное, немыслимо страшное. Захотелось домой, на Землю, под защиту теплого неба, под защиту облаков, захотелось услышать шелест листьев, шум волн, ворошащих гальку.
Вика перешел к метагалактике, взволнованным шепотом называл звездные острова во Вселенной:
— Крабовидная туманность… Туманность Андромеды… Шаровидная туманность… — Называл расстояния — миллионы и миллиарды световых лет.
— Благодарю. Достаточно, Вика, — наконец сказала Вера, подавленная необыкновенным зрелищем.
— Да ты что? — удивился Вика. — Сейчас мы пройдемся по нашей Солнечной системе.
— В другой раз. Вика.
Она поднялась. Поблагодарила доктора Хааса. Теперь этот маленький человек неожиданно вырос в ее глазах. Она поняла: какую надо иметь силу, какой полет воображения, чтобы оторваться от Земли, проникнуть в тайны Вселенной, объяснить законы ее движения, понять жуткую жизнь звезд!
Вера пошла к своим растениям и сразу обрела покой и уверенность в себе. Крохотные зеленые существа храбро карабкались к свету; особенно ее радовали ананасы и скороспелые огурцы. В ней крепла уверенность, что с ее легкой руки возродится космическая плантация. Только Вера никак не могла понять, что произошло. Она придерживалась старого состава питательной смеси, разве что применила новый стимулятор и чуточку изменила световой режим. Все это не имело существенного значения. Нововведения не могли принести коренных изменений.
Она вызвала по видеофону профессора Мокимото и поделилась с ним и своими успехами и недоумениями.
Профессор улыбался, его добродушное лицо из-за помех стало еще шире.
— Нельзя ничего отвергать, не проверив. Может быть, Сюсаку Эндо в чем-то прав, — сказал он, — может быть, действительно с помощью растений будет открыт еще один вид всепроникающей радиации. Кто прав, покажет будущее. Ты не задерживайся. Оставь строгие инструкции. Я же говорил, Вера-сан, что у тебя легкая рука.
На прощанье он протянул руку за рамку экрана и жестом фокусника извлек горшок из темно-зеленой эмали с орхидеей: алые лепестки цветов необыкновенной формы были окаймлены светлым золотом, тычинки, пестик, жемчужно-серая пыльца — все поражало в этом необыкновенном создании.