Большая охота на акул
Шрифт:
Мы пошли в его номер, где он выкопал перепечатку статьи из октябрьского номера Foreign Affairs за 1967 год. Называлась она «Азия после Вьетнама», а автором ее был Ричард М. Никсон. Я рассчитывал на что-то поновее, но Прайса вдруг вызвали по какому-то делу. Поэтому, забрав статью в бар, я несколько раз ее прочитал, но не нашел ничего «проясняющего». Она была вдумчивой, внятной и полностью отвечала позиции Джона Фостера Даллеса.
Прайс меня разочаровал по той же причине, по какой меня всю неделю разочаровывал Никсон. Каждый по-своему, но оба предположили, что я, и все остальные репортеры, не сумею понять, что, говоря о Вьетнаме, Никсон не просто прячется за отговорками, но делает это намеренно и по очень веской причине. Кампания Джорджа Ромни явно дышала на ладан: Нью-Гемпшир был горой
Никсон признался, что знает способ положить конец войне, но ничего не скажет. И очень патриотично объяснил почему: «Ни один ответственный человек, решивший занять этот пост, не должен выдавать свои позиции до переговоров». (Жена Никсона Пэт уверена в его способности справиться с Вьетнамом. «Дик ни за что не даст Вьетнаму так затянуться», – говорит она.)
Манчестерские штаб-квартиры и Ромни, и Маккарти располагались в «Уэйфарер», элегантном, обшитом деревом мотеле с уютным баром и лучшим рестораном в округе. Командный пост Никсона в «Холлидей-Инн» находился на другом конце города, в мрачной бетонной коробке. Я спросил одного советника Никсона, почему выбрали такое унылое место.
– Выбирать было из «Холлидей-Инн» и «Уэйфарера», а мотель мы оставили Ромни, когда узнали, что он принадлежит одному из самых видных политических деятелей штата, разумеется, демократу. – Он хмыкнул. – Да, тут бедняга Джордж действительно вляпался.
Профи Никсона выиграли еще очко: ничего для печати тут не было, но те, кто имел вес в политической иерархии штата, поняли, что к чему, а как раз их Никсону требовалось завоевать в Нью-Гэмпшире. Для делегатов подобные мелкие победы суммируются. Еще до того, как в Нью-Гэмпшире подсчитали голоса, стратеги республиканцев объявили, что Никсон уже собрал шестьсот из шестиста шестидесяти семи голосов, которые ему понадобятся, чтобы получить номинацию.
Ему нельзя отказать в тонком понимании американского политического процесса. Я отправился в Нью-Гэмпшир, ожидая увидеть ревущего осла, а уехал оттуда с убеждением, что Никсон один из лучших умов в политике. Он очень быстро схватывает суть проблемы: почти слышишь, как работает его мозг, когда он сталкивается с трудным вопросом. Он так заметно сосредоточивается, что создается впечатление, будто он позирует, а его ответ, когда озвучен, почти всегда будет верным для данной ситуации – ведь по долгому опыту мозг Никсона запрограммирован справляться с трудными ситуациями. Тот факт, что он часто искажает вопрос, а потом либо отвечает на него нечестно, либо уходит от темы, обычно теряется за риторикой. «В диалоге я гораздо сильнее, – говорит он. – Формат вопрос-ответ мне очень подходит. Мне он нравится по телевидению. Подготовленные речи – для завтраков в „Ротари-клаб“. Я это умею, но, честно говоря, предпочел бы вопрос-ответ». «Старый Никсон» спорил на публике, «новый Никсон» этого делать не станет. Он выучил урок, пусть и не без урона для себя.
Когда доходит до паблисти, «новый Никсон» – человек очень осторожный. Он постоянно улыбается камерам, постоянно изрекает милые банальности и при первых же признаках враждебности подставляет вторую щеку. Отношения с прессой у него «замечательные», а когда ему вспоминают последнюю пресс-конференцию 1962-го, он только улыбается и меняет тему. На сей раз он старательно избегает настраивать против себя журналистов, но по-прежнему относится к ним с большим подозрением. Пищу Никсон принимает у себя в номере, из которого никогда не выходит, разве только спешит на очередные «маневры» – таким термином он и его помощники обозначают любое выступление или появление на публике. Сотрудники иногда присоединяются к журналистам в баре, но сам Никсон никогда. Они говорят, он не пьет и не курит, и в барах ему не по себе. Хамфри Богарту Никсон бы не понравился. Это ведь Богарт сказал: «Нельзя доверять человеку, который не пьет». А Рауль Дьюк сказал: «Я никогда не купил бы у Никсона подержанную машину. Ну, может, если бы он был пьян».
Тех, кто так говорит, Никсон
Мою просьбу разрешить посидеть при записи отклонили наотрез. «Это коммерческая запись, – сказал Генри Хайд. – „Проктор энд Гэмбл“ ведь не пустили бы вас в свою студию. И „Форд“ тоже». Перед тем как стать пресс-секретарем Никсона, Хайд торговал колесами с цепной передачей в Чикаго, поэтому идиотская аналогия меня не удивила. Я только пожал плечами и попозже поймал такси до телестанции, почти ожидая, что едва я покажусь, меня вышвырнут. Но нет, ведь бригада CBS была уже на месте и мрачно бормотала, мол, Никсон отказывается их принять. Они уехали вскоре после моего прибытия, но я остался посмотреть, что будет дальше.
Атмосфера была очень гнетущей. Никсон, как всегда, заперся где-то, репетируя со статистами. Они час потратили на отработку нужных вопросов. Тем временем Хайд и остальные сотрудники по очереди присматривали за мной. Никто из них не знал, ни кто будут те «граждане», которым предстоит появиться в программе, ни кто их подбирал. «Это просто люди, которые хотя задать ему вопросы», – сказал Хайд.
Кем бы они ни были, их окружала большая секретность – невзирая на то что скоро их лица будут появляться на местных телеэкранах с монотонной регулярностью. Я как раз делал заметки у двери студии, когда она вдруг распахнулась и оттуда вышли с угрожающими минами два сотрудника Никсона.
– Что вы пишете? – рявкнул один.
– Заметки.
– Ну, так пишите в другом углу, – сказал другой. – Не стойте у этой двери.
Я пошел в другой угол и там написал про паранойю в лагере Никсона, которая не давала мне покоя последние пять дней. После я вернулся в «Холлидей-Инн» ждать следующих «маневров».
Речи Никсона на той неделе не стоят упоминания, разве только как неопровержимое доказательство того, что «старый Никсон» еще с нами. По вопросу Вьетнама он вторит Джонсону, по вопросам внутренней политики высказывается как Рональд Рейган. Он поборник «свободного предпринимательства» внутри страны и «достойного мира» за ее пределами. Те, у кого короткая память, считают, что в своих речах он напоминает «более умеренную версию Голдуотера» или «Джонсона без гнусавости». Но те, кто помнит кампанию 1960-го, знают, на кого он похож: на Ричарда Милхауза Никсона.
И почему нет? Политическая философия Никсона была уже сформирована и проверена, когда в сорок лет он стал вице-президентом Соединенных Штатов. Следующие восемь лет она недурно ему послужила, и в 1960-м почти половина избирателей страны хотела сделать его следующим президентом. С таким багажом трудно найти серьезную причину поменять политические убеждения.
Он сам это сказал: «Столько говорят про „нового Никсона“… Возможно, он и существует, а, возможно, многие просто не знали старого». По понятным причинам ему не нравится то, что подразумевает это выражение: потребность в «новом Никсоне» означает, что со «старым» было что-то не так, а такую мысль он решительно отвергает.
Есть, вероятно, доля истины в его словах, хотя бы до той степени, что теперь он будет откровенно разговаривать с отдельными репортерами – особенно с теми, кто представляет влиятельные газеты и журналы. Кое-кто из них, к своему изумлению, обнаружил, что Никсон в частной беседе совсем не тот монстр, которым они всегда его считали. В частной беседе он может быть дружелюбным и на удивление открытым, даже когда говорит о себе. Со «старым Никсоном» такого не случалось.
Поэтому никак нельзя определить, отличался ли «старый Никсон» в частной жизни от своей публичной персоны. У нас есть лишь его слова, а он ведь политик, метящий на высокий пост, и человек очень хитрый. Понаблюдав несколько дней за его выступлениями в Нью-Гэмпшире, я заподозрил, что он усвоил намек Рональда Рейгана и нанял пиар-фирму, чтобы та сварганила ему новый имидж. Генри Хайд с жаром это отрицает.