Большая охота на акул
Шрифт:
Макговерн наделал глупых ошибок, но в контексте они представляются почти легкомыслием в сравнении с тем, что делает каждый день своей жизни Ричард Никсон – намеренно и в полной мере выражая все то, что воплощает.
Господи! Чем это закончится? Как низко надо опуститься в этой стране, чтобы стать президентом?
«Страх и отвращение: тропой президентской
кампании», Сан-Франциско,
Straight Arrow Books, 1973
ОКТЯБРЬ
Не спрашивай, по ком звонит колокол…
В связи с обстоятельствами, мне не подвластными, в настоящий момент я предпочел бы ничего не писать
А пока плакат Тома Бентона «Перевыберите президента» говорит все, что нужно сказать о нынешних пагубных выборах. В другой год я испытал бы искушение украсить Череп несколькими собственными гневными мазками. Но не в 1972-м. Во всяком случае, не в угрюмом отупении последних часов перед оглашением результатов, так как на данной стадии кампании слова уже не важны. Лучшие слова были сказаны давным-давно, лучшие идеи ходили в обществе задолго до Дня труда.
Один мрачный факт этих выборов, скорее всего, вернется нас преследовать: позиции были четко обрисованы, и все серьезные кандидаты, за вычетом Никсона, допрошены с пристрастием экспертами по всем вопросам – от контроля за продажей оружия и абортов до пошлин «ад вал орем». К середине сентября оба кандидата обозначили каждый свою территорию, и, если не все избиратели могли с точностью сказать, какие идеи он воплощает, почти все, кто, вероятно, пришел бы на выборы в ноябре, понимали, что Ричард Никсон и Джордж Макговерн два очень разных человека: не только в контексте политики, но и в личном плане, по темпераменту, жизненным принципам и даже образу жизни.
Полярность их так ясна, контраст настолько резок, что на сегодняшней политической арене трудно было бы отыскать два лучших образчика легендарной двойственности Инь и Янь – благодушного раздвоения личности и противоречивых инстинктов, которых все, за исключением самих американцев, давно уже считают ключом к нашему национальному характеру. Ричард Никсон не совсем это имел в виду, сказав в августе, что президентские выборы 1972-го предоставят избирателям «самый ясный выбор нашего века», но отчасти, сам того не сознавая, он, вероятно, был прав. А ведь это Никсон воплощает темную, своекорыстную, неизлечимую сторону американского характера, которую остальные страны мира научились бояться и презирать. Наш Барби-президент с его Барби-женой и коробкой Барби-детишек – заодно и ответ Америки чудовищному мистеру Хайду. Он апеллирует к волку-оборотню в нас: к громиле, к хищному махинатору, который в ночь перед полнолунием превращается в нечто неописуемое, с когтями и кровоточащими бородавками…
Когда часы в Вашингтоне бьют полночь, из окна спальни в южном крыле Белого дома выползает красноглазая тварь с ногами человека и головой гиены и спрыгивает с высоты пятидесяти футов на газон. Задержавшись там, лишь чтобы задушить сторожевого пса, она уносится в темноту… к Уотергейту. Рявкая от похоти, она рыщет по закоулкам за Пенсильвания^авеню и отчаянно старается вспомнить, в котором доме с четырьмя сотнями одинаковых балконов живет Марта Митчелл…
Ох, кошмары, кошмары. Но я шучу. Президент Соединенных Штатов никогда не повел бы себя так странно. Во всяком случае, во время футбольного сезона. Но как отреагировали бы избиратели, узнав, что президент Соединенных Штатов возглавляет «сложную и злокозненную организацию, занимающуюся
Такое определение приближенных Никсона можно найти в редакторской колонке New York Times за 12 октября. Но ни Никсон, ни кто-либо другой не счел, что это хотя бы как-то скажется на его уверенном, два к одному, лидировании во всех опросах на избирательных участках по стране. Четыре дня спустя опрос Times-Яленковича показал, что Никсон с невероятным отрывом в двадцать пунктов (57% к 37, а 16% колеблются) опережает человека, которого Бобби Кеннеди назвал «самым порядочным человеком в сенате».
«Зловещая» не совсем верное определение для ситуации, в которой один из самых непопулярных политиков в истории Америки внезапно превращается в народного героя, а его ближайших соратников чуть ли не каждый день хватают за руку на фашистских аферах, которых постыдился бы Мартин Борман.
Как скоро «полоумные экстремисты» в Германии или, может, в Японии начнут называть нас нацией свиней? Как тогда отреагирует Никсон? «Без комментариев»? И как отреагируют опросы популярности, если он вдруг честно это признает?
«Страх и отвращение: тропой предвыборной кампании», Сан-Франциско, Straight Arrow Books, 1973
ЭПИТАФИЯ
Еще четыре года… Никсон uber alles…
Страх и отвращение на суперкубке…
«Сегодня на свой второй срок на посту президента принесет присягу Ричард М. Никсон, воодушевленный стремительным триумфом на выборах и заключением мира во Вьетнаме, который, по всей очевидности, уже у него в руках. Сегодняшняя инаугурация станет самой дорогостоящей в истории Америки: по официальным данным, затраты превысят четыре миллиона долларов. Мистер Никсон снова принесет присягу с временной трибуны у восточного фасада Капитолия, потом проедет по городу парадом, который, как ожидается, соберет двести тысяч человек на Пенсильвания-авеню и в ее окрестностях и еще несколько миллионов у телеэкранов. С его последнего телевыступления накануне выборов 6 ноября это будет первое обращение президента к американскому народу. С тех пор мирные переговоры зашли в тупик, были проведены, а затем прекращены массированные бомбардировки Северного Вьетнама, переговоры возобновлены вновь, и все это без развернутого комментария мистера Никсона…»
San Francisco Chronicle, 20 января, 1973
Когда Великий Судья соберется
галочку ставить в твою графу,
он отметит
не число выигрышей или голов,
а как ты играл матч.
Грантленд Райе, известный (до смерти в конце 50-х годах) «дуайен спортивных журналистов» и любимый автор Ричарда Никсона.
Они собрались жарким днем в Лос-Анджелесе, воя и разрывая друг друга когтями, как дикие звери в гоне.
Под бурым калифорнийским небом от ярости их борьбы слезы наворачивались на глаза девяноста тысячам правоверных фанатов.
Их было двадцать два человека, которые в чем-то были больше, чем люди.
Они были гигантами, идолами, титанами… Левиафанами.
Они воплощали все Доброе, Истинное и Правильное в американской душе.
Потому что у них хватало пороху.
И они жаждали Высшей Славы, Великого Приза, Последних Плодов долгой и жестокой кампании.
Победа на суперкубке: пятнадцать тысяч долларов каждому.
Изголодались по ним. Истомились. Двадцать долгих недель с августа по декабрь они сражались, чтобы достичь этого пика… и когда в то судьбоносное воскресное утро в январе рассвет озарил пляжи южной Калифорнии, они были готовы.