Большая охота
Шрифт:
Переступив через порог и прикрыв за собой толстую дубовую дверь, шотландец угодил в мир привычных звуков и запахов. Дым очага, подгоревшее масло, хруст соломы под ногами… Ступеньки наверх, к комнатам постояльцев. Тускло освещенный чадящей лампой коридор, куда выходят четыре двери. Возле последней в тупике стоит скамья, на ней сидит и вполглаза дремлет, привалившись плечом к бревенчатой стене, некий коренастый лысоватый тип с короткой рыжей бородой, обрамляющей бульдожью челюсть. Меч в ножнах прислонен к стене – только руку протянуть. На поясе длинный кинжал.
Дугал не знал имени караульного, зато с необыкновенной
Ну, я ж тебя, подумал Мак-Лауд, чувствуя, как в груди поднимается волна холодной ярости. А что – он его? С голыми руками на меч? До тупичка шагов десять, беззвучно не подберешься, стоит ступеньке скрипнуть – пиши пропало… Тут в голову шотландца пришла мысль, от которой Мак-Лауд, несмотря на драматическую ситуацию, едва не заржал в голос – и, единственно усилием воли сдерживая гнусное хихиканье, потянул через голову вонючий крестьянский балахон…
Одна из ступенек, конечно же, скрипнула – негромко, едва слышно, но стрелок Ральфа провел немало времени в военных походах и опасных делах, научившись моментально пробуждаться от любого шороха. Лысый вскинулся, правой рукой нашаривая рукоять лежавшего рядом клинка… и оцепенел, хрипя и вытаращив глаза так, что они походили на два сваренных вкрутую яйца.
К нему беззвучно приближался убитый сегодня утром лохматый верзила – в той же изодранной в клочья рубахе, заскорузлой от крови по вороту и на боку, вокруг дыры, пробитой тяжелым болтом. В ямке под кадыком бугрился жуткий багрово-фиолетовый шрам, ноги были босы и окровавлены, а давешний мертвец шел себе и шел не спеша, вытянув перед собой руки со скрюченными пальцами. Шел и ухмылялся от уха до уха. Почему-то жизнерадостный оскал выглядел гораздо страшнее, чем если бы явившийся из небытия призрак завывал, грозя живьем забрать погубителя в адское пламя.
Стражник обратился в недвижную мраморную статую, в особенности напоминая оное изваяние цветом лица. Когда же Дугалу оставалось до него всего пара шагов, злосчастный арбалетчик издал странный утробный стон, похожий на гулкое «хооу-умм», с которым в болоте всплывает особенно крупный пузырь, и мешковато свалился с лавки. Дугал едва успел подхватить сомлевшего подручного Джейля прежде, чем тот грянулся на пол – и скривился от шибанувшей в нос вони.
– Ах, бедненький, весь испачкался… – брезгливо буркнул шотландец. – Надеюсь, попомнишь ты эту ночку и свою лихую стрельбу… Может, прирезать тебя, как ты того заслуживаешь? Да неохота руки марать… Черт с тобой, авось так свихнешься…
Мак-Лауд пристроил обмякшее тело в углу и сунулся к створке, охранявшейся лихим стрелком из арбалета. Она открывалась наружу и была для верности подперта поленом. Пленникам все равно некуда деться: через окно не вылезти, ибо крепкие ставни заперты снаружи, а ежели начнут звать на помощь либо попытаются вышибить дверь – подчиненные мессира Ральфа быстро призовут их к спокойствию.
Уже шагнув внутрь, Дугал сообразил – как бы сейчас верные соратники не испортили так удачно начатое дело своими воплями. Они ведь тоже справедливо полагают его усопшим. Если с перепугу рехнется лысый арбалетчик, то и поделом ему, а вот если подвинется умом ни в чем не повинный Гисборн или бедняга Франческо…
В комнате пленников еле тлел плавающий в плошке с жиром фитиль. Заслышав скрип открывающейся двери, прикорнувший у стола человек поднял голову. Лежавшая то ли на сундуке, то ли на широкой лавке фигура, с головой накрытая дорожным плащом, тоже зашевелилась – в темноте светлым овалом мелькнуло острое личико Изабель, вспыхнули отраженным светом две яркие точки глаз.
– Dolce Madоnna, – потрясенный дрожащий голос, раздавшийся откуда-то снизу, принадлежал Франческо – оказывается, мальчишка устроился на полу. – Мессир Дугал?..
– Скорее, его воскресший неугомонный дух, – надежда Мак-Лауда на то, что сейчас он наконец впервые узрит испуганную мистрисс Уэстмор, не оправдалась. Самообладание рыжей девицы выковали из лучшей дамасской стали, закалив в крови сотен поверженных врагов. Если она и была ошеломлена явлением вроде бы сгинувшего навеки шотландца, то на ее внешнем виде это никак не отразилась. Изабель бодро вскочила со своей лежанки, деловито осведомившись:
– Делаем ноги?
Единственным пораженным до глубины души человеком был милорд Гай Гисборн. Он так и остался сидеть, деревянно выпрямившись и уставившись на воскресшего из мертвых сотоварища. Когда же англичанин сумел заговорить, то прохрипел, заикаясь:
– Кх… ка-а… как?.. Я ведь своими глазами видел…
– Ничего ты не видел, – отрезал Мак-Лауд. Ему пока что не хотелось обсуждать события сегодняшнего утра. Он бы предпочел все забыть – и молнии во мраке, и видение горящего дворца. – Идем. Добро, что у вас отобрали, придется пока оставить на память Джейлю. Надо побыстрее убираться отсюда – и из трактира, и из Безье. Бертран Транкавель в городе. Он ищет нас. Гай, давай ты потом всласть поудивляешься, а?
– Без денег, лошадей и оружия мы далеко не уйдем, – как всегда случалось в моменты волнения, усилившийся акцент Франческо превратил его речь в мешанину бессмысленных звуков. С трудом взяв себя в руки, итальянец повторил фразу – теперь уже более разборчиво.
– Верно, – закивал Дугал, затаскивая в комнату бесчувственного стрелка. – Не уйдем. Но все равно попытаемся. Иначе, уж поверь, никто из вас не доживет до завтрашнего полудня. Кроме разве что мистрисс Изабель.
Упомянутая дама нетерпеливо топталась подле дверей, выглядывая в опустевший коридор. Шотландец, склонившись над благоухающим ароматами отхожего места арбалетчиком, принялся стаскивать с поверженного врага добротные сапоги воловьей кожи и потрепанный колет.
– Малы, чтоб тебя вспучило…
– Дугал, что ты делаешь? – примороженным голосом поинтересовался Гай.
– Собираю трофеи, – обувшись и одевшись, Мак-Лауд позаимствовал у не справившегося с обязанностями стража меч и кинжал – швырнув последний сэру Гисборну. – Пошли. Только очень, очень тихо.
Четыре человека поочередно выскользнули в коридор. Спустились по лестнице, тщетно стараясь прикинуться бестелесными призраками и не скрипеть ступеньками. У более легких на ногу Франческо и Изабель это получилось, у Гая и Мак-Лауда – не очень. Притворенную дверь во двор никто не запер – стало быть, оглушенный шотландцем служка по-прежнему валялся под стеной конюшни.