Большая охота
Шрифт:
Верно послужившую кобылу и телегу Мак-Лауд оставил подле общественной поилки для лошадей. К утру кляча обретет нового владельца – а если городские стражники достаточно честны и не пренебрегают своим долгом, то вернется к прежнему хозяину. Лошадь, пусть даже такая дряхлая, все равно остается большой ценностью, да и подвода с грузом муки дорогого стоит. Ограбленный старикан все окрестности перевернет в ее поисках.
Гостиница «Белый бык», над крыльцом коей болталась жестяная вывеска с изображением упомянутого животного и традиционный котелок, отыскалась довольно быстро. Словоохотливый горожанин не погрешил против истины – «Бык» располагался в двухэтажном доме, каменном снизу и деревянном сверху, с примыкающей слева конюшней. Даже не заглядывая внутрь, Дугал издалека услышал пронзительное злобное ржание, сопровождаемое ударами копыт о перегородку – серый жеребец по кличке Билах, забияка и редкостный стервец, высказывал свое недовольство миром. Надо думать, завтра же утром Джейль отделается от упрямой твари, продав ту на живодерню.
Они были здесь, Мак-Лауд это нюхом чуял – мессир Ральф Джейль, его пленники и драгоценная добыча. Может быть, скрывались вон за теми подслеповатыми окошками на втором этаже, где тускло мерцали огоньки масляных светильников. Гисборна и его сотоварищей по несчастью наверняка заперли в отдельной комнате, приставив к дверям сменяющуюся охрану. Меди, позаимствованной у виллана, возможно, и хватит на оплату ужина в трактире, но – не стоит привлекать к себе лишнее внимание, придется поголодать. Засесть в густой тени, в тупичке, вон у того забора. Правда, тупичок отменно вонюч – не иначе, окрестные жители сливают там помои – зато туда не сунется даже самый ретивый патруль, а постоялый двор оттуда как на ладони. И ждать. Постояльцам вставать рано, ехать далеко и долго. Скоро они угомонятся.
«Интересно, – думал шотландец, пытаясь устроиться поудобнее среди мусорных куч и отгоняя навязчивое видение большого дымящегося куска мяса вкупе с наполненной элем кружкой, – что сейчас поделывает Железный Бертран? Наш побег он, конечно же, обнаружил, потому и закрыл город. Ох, не завидую я тем, кому доведется попасть под его горячую руку…»
– …Что значит «пусты»?! Да ты понимаешь, что говоришь?!
На здоровенного детину по имени Гвиго, начальника стражи в замке Ренн, жалко было смотреть. Потупив взгляд, он переминался с ноги на ногу перед разъяренным Транкавелем, и его грубо слепленная физиономия попеременно то наливалась жарким багрянцем стыда, то стремительно белела от невыносимого ужаса. Железный Бертран мог нагнать страху на любого смельчака. Ну, или почти любого.
– Не извольте гневаться, ваша милость… – в очередной раз промямлил стражник. – Говорю, как есть, не прячу ж я их, в самом-то деле… Пусты их комнаты, как есть пусты, и сами они пропали, и трех коней с конюшни свели, только барахло кой-какое осталось… Не иначе, сбежали гости…
– Молчать, идиот! Из Ренна они могли бежать только в одном случае – если им помогли, и клянусь Богом, я дознаюсь, кто это был! – рявкнул Железный Бертран. – Поднять гарнизон по тревоге, обыскать в замке каждый уголок! Заменить стражу у обоих ворот, караул удвоить, лучников – на стены! Всех, кто стоял в карауле нынешней ночью, согнать во дворе, обыскать до нитки, их имущество перетряхнуть. У кого сыщется лишнее золото – тут же в кандалы и в допросную. Комнаты наших гостей запереть, приставить охрану, к имуществу не прикасаться! Гонцы пусть седлают коней. Кастеляна и библиотекаря немедленно сюда. Да, и отправь людей – пусть позовут ко мне Рамона и Тьерри, чем быстрее, тем лучше. Все понял?
– Понял, ваша милость! – радостно громыхнул Гвиго, украдкой переведя дух – раз отдают приказы, значит, прямо сейчас казнить не станут. – Осмелюсь спросить… а ваша дочь?
– Ее тоже ко мне. Выполняй, черт тебя подери!..
Гвиго исчез за дверью.
Бертран де Транкавель, проводив его мрачным взглядом, заложил руки за спину и принялся нервно расхаживать из угла в угол, время от времени останавливаясь у окна, выходящего в замковый двор. Над Ренн-ле-Шато занимался ясный рассвет, обещая погожий осенний день. В окно было видно, как суетятся стражники, понукаемые разъяренным Гвиго, как перепуганная челядь, побросав привычные ежеутренние хлопоты, прячется по своим каморкам – замок стал похож на разворошенный муравейник.
В дверь боязливо постучались, однако то был не мэтр Ансельмо, не кастелян и не один из отпрысков. Транкавель-старший недоуменно приподнял бровь, увидев вошедшего – Гиллем де Бланшфор был бледен, под глазами синюшные круги, голова неумело замотана окровавленной тряпицей.
– Ты почему здесь? – рыкнул Железный Бертран вместо приветствия. Общество «мужа женовидного» граф де Транкавель терпел исключительно по необходимости. Какой ни есть, а все-таки родственник, братец супруги Рамона. Мессир Бертран, конечно, предпочел бы выставить эдакого родича за дверь и сталкиваться с ним раз в год по праздникам. Но Рамон, избравший Бланшфора-младшего в задушевные приятели, упрямился, и Бертран махнул рукой – пес с вами, пусть душка Гиллем околачивается в Ренне, только на глаза попадается пореже. Относиться же к отпрыску семейства Бланшфоров сколько-нибудь уважительно у графа де Транкавеля не было ни желания, ни оснований. – Какого черта с тобой случилось?
– Ваша милость, выслушайте меня, – потрепанный красавчик начал разговор без обычного жеманства и лишних предисловий, что само по себе было удивления достойно. – Вчера после вечерни я и двое моих приятелей, Кристиан де Ланме и Монтеро д'А-Ниор, находились в Санктуарии. Признаюсь, мы сглупили – сцапали этого итальяшку, Франческо…
По мере того, как Гиллем де Бланшфор продолжал свой рассказ, излагая на диво коротко и ясно – не иначе, вследствие пережитого ночью шока – Бертран де Транкавель сперва присел на край стола, потом ощупью нашарил кресло и опустился в него, ни на миг не отводя глаз от бледной, как мел, физиономии рамонова прихвостня. Он ни разу не перебил и не задал ни одного вопроса. Все и так было ясно как божий день.
Наконец де Бланшфор окончил свою речь. И, словно это послужило сигналом, стукнула дверь комнаты, пропуская Тьерри и Бланку, за которыми в коридоре маячили взволнованные лица. Начальник стражи, кастелян, мэтр Ансельмо. Все – кроме старшего сына, Рамона де Транкавеля.
Тьерри, завидев стоящего посреди комнаты Гиллема де Бланшфора, остановился, будто налетев на стену.
– Гвиго, – страшным, ледяным голосом сказал граф, – ты послал за моим старшим сыном?
– Так точно, ваша милость! – отозвался Гвиго. – Но он заперся у себя и не отвечает…
– Ломайте дверь! – Железный Бертран сорвался на крик. – Все вон отсюда! Я должен… – его лицо на мгновение передернулось, – должен побеседовать с моими детьми.
Призванные к ответу толпой вывалились в коридор, испытывая несказанное облегчение – расправа пока откладывалась. Старый хранитель книг даже осмелился пробормотать себе под нос нечто укоризненное – мол, дергают дряхлого человека спозаранку то туда, то сюда, а переходы-то в замке немалые…
Стоявшие бок о бок братец и сестрица виновными себя явно не ощущали и каяться в грехах не спешили. Скуластая физиономия Тьерри надежным щитом скрывала любые эмоции и переживания. Бланка выглядела удивленной и несколько встревоженной, но не более того. Она и заговорила первой, беззастенчиво пользуясь правом отцовской любимицы:
– Грядет война с де Фуа? Иначе зачем наша гвардия носится по стенам, словно курицы с отрубленными головами?
– Она еще имеет нахальство спрашивать, что случилось, – процедил сквозь зубы Бертран и, не давая любимым отпрыскам опомниться, загромыхал: – Это я должен у вас спрашивать, что случилось! О чем вы там шушукаетесь за моей спиной? Тьерри, будь любезен немедленно, внятно и честно объяснить, чем ты занимался вчера в подвалах! И, если твое объяснение мне не понравится, пеняй на себя! Я жду ответа!