Большая шляпа средних размеров
Шрифт:
— Ну что там у тебя, чего нарыл?
— Вы себе не представляете, в Хабаровском СКА объявился такой самородок! Об игре, тактике и прочем не имеет никакого представления, но скорость… Вообще катается, как черт, пас партнеру отдаст только тогда, когда чувствует, что его сбили с ног! Обводка какая-то нестандартная, как будто бы им самим выдуманная, а главное — забивает, сколько хочет! Хабаровск лидирует в своей группе с отрывом в пять очков!
— Так Хабаровск же мяч гоняет, насколько я помню, а у нас шайба! — с трудом выдерживая безразличный тон, сказал Остапов.
— Помилуйте, Анатолий Владимирович! А вы сами-то
— Ладно, камень уговоришь, — как бы нехотя согласился Остапов. — Привези этого самородка в Москву, пусть Толик Фирсов поучится у него нестандартной обводке.
— Так он не хочет, товарищ полковник! — вдруг переходя на воинское обращение к Остапову, который форму надевал, только когда его вызывало высшее армейское руководство, продолжал тренер. — Я с ним уже и так и сяк говорил, рисовал ему небо в алмазах!
— В каких алмазах! — вдруг загрохотал Анатолий Владимирович. — Он что, вольноопределяющийся?
— Никак нет, сержант-срочник.
— Так что же ты тут дурочку разыгрываешь, мне что, опять к министру обороны идти, чтобы вшивого сержанта в Москву перевести?
Через семь дней после этого разговора Закир Ма-матханов вылез из общего вагона на Курском вокзале и впервые ступил на московскую землю.
Между прочим, в общем вагоне он ехал в первый и, как показала жизнь, в последний раз. В руках у него был небольшой фанерный чемоданчик, которым пользовались в свое время все «лейтенанты» знаменитого ЦДКА, а под мышкой — некий завернутый в тряпку предмет, который все его попутчики по вагону уверенно принимали либо за тяпку, либо за какой-то другой огородный инвентарь. На самом деле это была клюшка для русского хоккея, то есть хоккея с мячом…
Выйдя из столовой в сопровождении Закира, майор Сомов уверенной походкой двинулся к зданию медсанчасти — несмотря на поздний час, а дело шло уже к отбою, он не сомневался, что фельдшер, оформленный, как и положено, врачом, будет на месте, — замполит знал свое дело и свои кадры. Фельдшер, в звании прапорщика, был заметной фигурой в части.
Во-первых, он, как это ни странно, любил своих пациентов — и настоящих больных, и явных симулянтов, которых вычислял мгновенно, но обычно не подавал вида, внимательно выслушивал и давал незначительные послабления — освобождение от нарядов на день-два и т. д. Все это знали, кто-то этим пользовался, но его любили и прощали маленькие слабости, которых было и не так уж много.
Фельдшер был холост, поэтому по окончании рабочего дня никуда не торопился и принимался за свое любимое дело: у него это называлось «подводить баланс». Весь день он вел строгий учет посещений, поэтому обычно подведение баланса выглядело следующим образом: если за день проходило от десяти до двадцати пациентов, то, учитывая, что протирка инструмента для индивидуального осмотра пациента — по десять граммов спирта на каждого, — на круг выходило от ста до двухсот граммов спирта; приготовление микстур — до тридцати граммов спирта и т. д. Подбив общий итог — например, двести тридцать граммов спирта, прапорщик, будучи человеком совестливым, вычитал из этой суммы граммов тридцать-пятьдесят, а получившийся при таком балансе остаток надо было, как он выражался, «сактировать», чтобы результат любой проверки не застал его врасплох.
Чтобы махнуть одному каждый вечер двести граммов спирта, надо было иметь лошадиное здоровье, к тому же прапор не был алкоголиком — просто жизнь так складывалась. Зная это, к нему любили по вечерам захаживать командиры всех мастей и званий — единственное условие, которое было известно всем сюда входящим: обязательно принести с собой «элемент» закуски.
Вот и сейчас, когда Сомов, намеренно громко топая сапогами, вошел в прихожую — запираться считалось дурным тоном, и открыл дверь фельдшерского кабинета, за столом сидели двое — сам прапор и старшина роты, в которой числился Закир. При появлении замполита оба, естественно, вскочили по стойке «смирно». Колбочки со спиртом уже не было, хотя на столе еще оставались мисочка соленых огурцов, буханка «черняшки» и открытая банка тушенки.
— Здравия желаем, товарищ майор! — вскочив, дружно рявкнули служивые, впрочем, отнюдь не испытывая смущения.
Сомов жестом показал, что можно садиться, и обратился к фельдшеру:
— Федорыч! Ты мне нужен на пару минут, выйди-ка в смотровую.
— Закир, — позвал майор солдата, предусмотрительно остановленного на пороге, — заходи в смотровую! Раздевайся!
Закир оторопел, поднял глаза на командира.
— До трусов, — скомандовал майор. — Где у тебя весы? — уже к прапору обратился Сомов. — Взвесь голубчика, да поточнее!
Фельдшер отдернул занавеску, закрывавшую нехитрую установку — весы и табуретку с линейкой для измерения роста.
Закир встал на весы. Фельдшер намеренно долго двигал гирьками, чтобы показать командиру, как серьезно воспринял он приказание начальства, и через минуту доложил: в трусах он тянет на 76 килограммов 550 граммов.
Сомов оглядел Закира, как цыган лошадь, и заметил, что несмотря на уродливые семейные трусы, которые в то время носила вся мужская половина великой страны, парень был великолепно сложен — узкая талия, широкие плечи и крепкие, хорошо развитые руки с рельефной мускулатурой.
— А рост какой? — заодно поинтересовался Сомов.
Фельдшер легонько столкнул Закира с весов и, подогнав его под мерную линейку, прихлопнул сверху планкой.
— Выходи, — скомандовал он Закиру и, заглянув под планку, вновь доложил: — 182 сантиметра, товарищ майор!
— Как думаешь, Федорыч, сможем мы согнать с него лишних пару килограммчиков?
— Да не вопрос, Николай Васильевич! Один марш-бросок с полной выкладкой, и даже парить его не придется! А в чем дело-то? — поинтересовался фельдшер.
— Погоди, Федорыч, а как у нас обстоят дела с этим «самострельщиком»?
Фельдшер тоже знал проблемы начальства и сразу понял, о ком идет речь.
— Плохо, Николай Васильевич, у него же двойной перелом со смещением, один только гипс как минимум месяц! Этому можно одеваться или еще что нужно?
— Одевайся, Закир, все в порядке. Так говоришь, готов помочь любимому командиру? Ну что ж, посмотрим тебя в деле! Завтра я сам проведу утреннюю зарядку. Свободен!
На Курском вокзале у вагона Маматханова уже ожидал встречающий — тот самый тренер-селекционер, который и «подсмотрел» его в Хабаровске и вел с ним неудачные переговоры. Сейчас на нем была военная форма, он оказался капитаном. Увидев его, Закир вытянулся и как положено приветствовал старшего по званию.