Большая война в Европе: от августа 1914-го до начала Холодной войны

Первая мировая война 1914–1918 гг. ознаменовала собой наиболее радикальное территориально-политическое переустройство в Европе, стала катализатором мощнейших революционных потрясений во всем мире, вылившихся в образование первого социалистического государства. В глобальный военный конфликт оказалось втянутыми 33 государства всех континентов. Численность призванных в вооруженные силы достигла 74 млн. человек, прямые и косвенные потери от боевых действий составили 20 млн. человек, еще столько же было ранено или покалечено. Прямые военные расходы воюющих государство превысили 208 млрд, рублей, или около одной трети мирового богатства того времени.

Подразумевается, что столь мощный и разрушительный конфликт должен был иметь такие причины, которые заставили участвовавшие в нем страны идти на риск полного взаимного уничтожения. Между тем ни причины Первой мировой войны, ни цели, которые ставили в ней основные участники, не позволяют сделать подобный вывод.

В конце XIX века в Европе (об условиях евроцентризма тогдашней системы международных отношений фактически в мире) впервые в истории сложилась система постоянных военно-политических союзов мирного времени. Если раньше военные блоки возникали

для ведения конкретных коалиционных войн и распадались после их окончания, то теперь участники союзов стремились координировать свою внешнюю политику по всем направлениям на длительную перспективу. Сначала оформился союз Германии и Австро-Венгрии (октябрь 1879 года). Причиной здесь было перманентное противостояние России и Австро-Венгрии на Балканах. Если Петербург поддерживал национальные чаяния угнетенных Османской империей славянских народов полуострова, то Вена стремилась подчинить их своему влиянию. Эти противоположные концепции ярко проявились на Берлинском конгрессе 1878 года, который лишил Россию почти всех успехов, достигнутых в ходе русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Берлинский конгресс стал причиной ухудшения и до той поры практически бесконфликтных русско-германских отношений, так как Бисмарк фактически поддерживал на том форуме противников России. Германия же, не имея особых интересов на Балканах, шла там в фарватере политики Австро-Венгрии, так как нуждалась в сильном союзнике в Европе против Франции.

Германо-французский антагонизм оформился после франко-прусской войны 1870–1871 гг., когда Германия аннексировала у западной соседки Эльзас и Лотарингию. Кстати, многие представители военно-политического руководства Германии предостерегали Бисмарка от этого шага, справедливо полагая, что тем самым Берлин создает себе «вечного врага». Действительно, в 1870–1914 гг. германо-французские отношения могут быть охарактеризованы как постоянная «холодная война», периодически грозившая вылиться в прямой военный конфликт.

Внешняя политика России в конце XIX века пыталась исправить две совершенные российской дипломатией кардинальные ошибки, которые привели в 1914–1917 гг. к крушению Российской империи. Во-первых, подавив в 1849 году восстание венгров против Австрии, Россия спасла от краха державу, ставшую основным соперником Петербурга в европейской политике в начала XX века и развязавшую Первую мировую войну. Во-вторых, дав разбить Францию в 1870 году, Россия содействовала образованию Германской империи, без помощи которой Австро-Венгрия никогда не решилась бы на войну в Европе.

После 1870 года Петербург несколько раз препятствовал планам Германии еще раз разгромить Францию, не желая допустить полной гегемонии Берлина в Западной Европе. Такая политика логически привела Россию к военному союзу с Парижем, который был оформлен в 1891–1893 гг. и был прямо направлен против австро-германского блока. Для характеристики сложившейся в Европе в начале XX века системы военно-политических союзов следует особо подчеркнуть, что за исключением Германии и Франции крупные европейский государства не имели друг к другу территориальных претензий. Все противоречия касались разграничения сфер влияния и колоний в Азии и Африке. Так, например, именно размежевание сфер влияния позволило Англии и Франции сформировать в 1904 году военно-политический союз Антанту. Он был направлен против настойчивого стремления Германии получить «свое место под солнцем», а именно создать колониальную империю сходную по размерам с английской или французской. В 1907 году Россия и Великобритания разграничили сферы своих интересов в Персии, Афганистане и Тибете, положив конец вековому периоду вражды и недоверия между обоими государствами.

Таким образом, к 1907 году окончательно сложились два противостоявших друг другу блока – Тройственный союз Германии, Австро-Венгрии и Италии (последнюю правда всерьез не воспринимали) и Тройственное согласие России, Великобритании и Франции. При этом последний блок полноценным союзом не являлся, так как Великобритания вплоть до начала Первой мировой войны избегала четкого закрепления своих обязательств по отношению к России. В Лондоне были готовы воевать против Германии, только в случае нападения последней на Францию и Бельгию. Если же противоречия на Балканах привели бы к австро-русской войне, то Великобритания хотела остаться нейтральной.

Фактически первопричиной мировой войны, запустившей в действие практически автоматический механизм блоков, были англо-германские противоречия, которые принято именовать антагонистическими. К 1914 году Германия обошла Великобританию по размеру национального дохода (12 млрд. долл, против II) [1] , а также по выплавке стали и чугуна. Чтобы заявить свои права на колонии немцы приняли амбициозную программу создания военного океанского флота. В Лондоне усмотрели в этом прямую угрозу своим жизненным интересам и ответили не менее масштабной гонкой военно-морских вооружений. Великобритания была полна решимости сохранить положение, при котором английский флот должен быть сильнее, чем два следующих за ним по мощи вместе взятых. Чтобы воспрепятствовать планам Германии в Лондоне избрали двоякий подход. С одной стороны не имея большой сухопутной армии, Великобритания всячески пыталась поощрять антигерманские военные приготовления Франции и России, чтобы оттянуть ресурсы Берлина с морской военной программы на сухопутную. С другой стороны вплоть до начала Первой мировой войны англичане вели с немцами секретные переговоры о передаче Германии части португальских колоний. В обмен на это Лондон настойчиво стремился добиться от Берлина согласия на то, чтобы соотношение сил между германским и английским флотами составляло не более 2 к 3. Немцы в целом справедливо ссылались на свой суверенитет и отсутствие каких-либо международно-правовых актов, запрещавших им наращивать флот.

Представляется, что англо-германские противоречия вовсе не были антагонистическими. Речь шла скорее о попытке Англии остановить рост экономической и военной мощи Германии, в которой она выделила потенциальную угрозу своей колониальной империи.

Противостояние между Россией и Австро-Венгрией на Балканах также не носило непримиримого характера. Россия стремилась поддержать территориальное статус-кво

на Балканах, фактически противодействуя попыткам балканских государств ликвидировать турецкое господство в этой части Европы. Совместно с Австро-Венгрией Россия пыталась заставить Порту пойти на реформы с целью улучшения положения немусульманского населения Османской империи. Это делалось, прежде всего, для того, чтобы не дать повода Сербии, Болгарии и Греции для войны с Турцией. Петербург стоял на страже территориальной целостности Турции потому, что не хотел допустить перехода контроля над Черноморскими проливами в руки сильной державы в случае распада Османской империи. Для Австро-Венгрии была важна не столько территориальная целостность Турции, сколько нерасширение югославянских государств, прежде всего Сербии. В Вене опасались, что рост мощи Сербии станет катализатором распада самой Австро-Венгрии, где славяне составляли треть населения.

Таким образом, можно сделать вывод, что наличие в Европе определенных противоречий между великими державами само по себе не могло бы вызвать серьезную, а тем более мировую войну. И тем более, что в Старом Свете был накоплен очень большой опыт дипломатического улаживания самых спорных вопросов (уже упоминавшиеся выше Берлинский конгресс, англо-французское соглашение 1904 года и т. д)

Представляется, что фактором, сделавшим войну возможной, было так называемое общественное мнение ведущих европейских государств, впервые сыгравшее существенную роль во внешней политике «европейского концерта» великих держав. Во Франции пропаганда реванша за 1870 год сделалась программой не только всех политических партий, но и самым модным идейным течением образованных слоев населения. В Великобритании ведущие ученые и публицисты доказывали «историческое предзнаменование» и «цивилизаторскую роль» Англии во внеевропейском мире. В Германии велась уже тогда окрашенная в расистские тона пропаганда неизбежности столкновения с «деградировавшими галлами», «торгашеским Альбионом» и «азиатским славянским колоссом». Например, начальник германского генштаба фон Мольтке был убежден, что «европейская война разразится рано или поздно, и это будет война между тевтонами и славянами» [2] . Практически в таких же тонах рассуждали «властители умов» в России. Кумиром общественности был генерал М.Д.Скобелев, призывавший к борьбе с тевтонской угрозой. «Неослависты», сторонники «особого пути» России также видели в немцах угрозу самобытности российской византийской цивилизации. Эта «самобытность» причудливым образом совмещалась со стремлением «передовой» российской интеллигенции копировать развитие «союзных» Англии и Франции. Так, например, кадеты выступали за «либеральный империализм»: подчинение России сфер влияния в Азии и на Балканах «западным путем», то есть не военными захватами, а через концессии и экспорт капитала. Проблема была в том, что у России недоставало свободных средств для собственного развития и не было конкурентоспособной промышленной продукции для мировой экспансии. По производству основных товаров на душу населения Россия отставала от ведущих держав (США, Великобритания, Германия) в 5-10 раз. По концентрации финансового капитала на душу населения России уступала Италии и даже Испании [3] . В то же время иностранная задолженность самой России в 1914 году превысила 5,6 млрд, рублей (80 % заемных средств приходилось на Францию). В этих условиях политика «мирной экспансии» и «антантофильства» контролировавших большую часть российского общественного мнения кадетов и октябристов неизбежно толкала Россию на сомнительные внешнеполитические авантюры. Так, например, основным спорным вопросом в российско-германских отношениях перед Первой мировой войной было стремление немцев получить экономическую свободу рук в Персии, чему противился Петербург, не имея в тоже время свободных средств для наращивания собственного экономического влияния в этой стране. Турцию (и союзную Францию) раздражало стремление России ограничить предоставление иностранцам железнодорожных концессий в граничащих с Закавказьем районах Османской империи. У самой же России на строительство там железных дорог не было средств. Пожалуй, самым отягощенным мифами продуктом внешнеполитической пропаганды в российской элите того времени был вопрос о жизненной важности для империи Босфора и Дарданелл. Между тем российская внешняя торговля (экспорт леса и зерна) была ориентирована на Германию и Великобританию (на эти две страны приходилось до 80 % российского вывоза) и проливы здесь не играли никакой роли. Связанные с октябристами и кадетами торгово-промышленные круги вели активную пропаганду против «немецкого засилья» в российской экономике, хотя без импорта из Германии станков и продуктов химической промышленности, не производившихся отечественной индустрией, бурный экономический рост в России в 1909–1913 гг. (в среднем 8 % в год) был бы невозможен. Напротив, на союзную Францию, которой стремились подражать «просвещенные» российские круги, приходилось менее 5 % внешнеторгового оборота. Российской империи и закупались там в основном предметы роскоши.

Наиболее прагматичные внешнеполитические позиции в российском политическом спектре занимали крайне правые и крайне левые силы. Первые (часть придворного окружения царя и крайние националисты) считали, что война с Германией гибельна для самодержавия. Министр внутренних дел П.Н. Дурново в записке царю в феврале 1914 года отмечал, что интересы России и Германии «нигде не сталкиваются» [4] .

Крайне левые – социал-демократы – вообще выступали против любой войны, кроме оборонительной, считая, что нет смысла проливать кровь за эфемерные интересы на Балканах или в Персии. Обе эти группировки парадоксальным образом связывали с Германией идеологические соображения. Правые видели в Германии союзника в борьбе против мировой революции, а левые считали, что сильнейшая в мире германская социал-демократия скоро придет к власти и превратит Германию в центр революционного движения.