Большая зачистка
Шрифт:
— Да уж чего тут! И вы хотите, надо полагать, заглянуть в файлы прежде Питера?
— В самую точку! — приветливо улыбнулся Жигалов. — Мы не исключаем, что по ряду причин именно вам, Александр Борисович, будет официально, но в рамках абсолютной секретности, поручено это дело. В принципе вопрос — это пока между нами — уже согласован с МИДом, Службой внешней разведки, с ФАПСИ, ну и мы, разумеется, лицо максимально заинтересованное.
«Вот так! — снова чем-то неприятным повеяло на Турецкого, как утром, после телефонных звонков. — Еще никто толком ничего не знает, а уже согласовывают, чего-то решают, стены возводят
— В своей работе, Александр Борисович, — продолжил генерал, — вы можете полностью рассчитывать на нашу помощь — кадры там, техника и так далее. По всем вопросам, вот, — он протянул свою визитную карточку, где значилось только «Жигалов Леонид Эдуардович». И номер телефона. — Можете звонить в любое время и по любому поводу.
— По любому? — не удержался Турецкий.
— Пейте чай, — ответил Жигалов и кинул себе в рот маленькое пирожное. — И вообще, вам, видимо, будет удобнее, просто для пользы дела, постоянно держать нас в курсе расследования. Во избежание неконтролируемых неожиданностей.
— Интересно, — хмыкнул Турецкий, — а каким образом вы собираетесь контролировать эти самые неожиданности? Если не секрет.
— Есть возможность.
— Боюсь, что преждевременная огласка может повредить следствию. Вспомните генерала Мюллера: где знают двое, знает и свинья.
— Остроумно. Но если мне не изменяет память, все без исключения материалы Юлиан Семенович получил именно у нас.
— А сами-то вы читали роман Семенова или только фильм видели?
— Когда-нибудь, на досуге, с удовольствием поговорю с вами на эту тему. Если у вас появится желание, — без всяких эмоций сказал генерал. — Закончить нашу краткую беседу хочу пожеланием руководства Федеральной службы завершить дело в максимально короткие сроки и с максимальной ответственностью. Впрочем, последнее я мог бы вам и не говорить.
Генерал вторично за время разговора приветливо улыбнулся.
«Однако же сказал, — подумал Турецкий. — Словом, как говорится, без меня меня женили…»
С этой фразой он и вошел в кабинет заместителя генерального прокурора по следствию Константина Дмитриевича Меркулова.
— Костя, объясни, почему знают все, кроме меня? И меня же окружают колючей проволокой секретности?
— Я был уверен, что ты все правильно поймешь. Потому и рекомендовал. Скажу честно, мне не нравится твое настроение в связи с тухлятинкой по Новой Басманной. Но у меня твердое убеждение, можешь назвать это интуицией, что новое дело даст необходимый импульс и столкнет «висяк» с мертвой точки.
— Ты полагаешь, что компьютерные войны, о которых мне живописал эфэсбэшный генерал, — он, кстати, чем конкретно занимается? — имеют ко мне прямое отношение?
— Век такой, Саня, — вздохнул Меркулов. — А генерал возглавляет в Управлении отдел по разработке специальных операций. Именно тот, что как раз и занимается компьютерной войной. И они, как я полагаю, знают гораздо больше о нашем деле, чем мы. Но — молчат.
— А спросить нельзя? Этот Леонид Эдуардович выдал мне свой телефон и предложил звонить в любое время и по любому поводу. Вот я и нашел такой повод, а? Или рано?
— Не торопись, Саня. И не забывай, что он, конечно, может дать тебе какую-то информацию, но обязательно в обмен на другую. И как бы это ни показалось тебе слишком обременительным, а отступления уже не будет. Понимаешь меня?
— Ты мудр, аки змей, Костя. Я восхищен тобой. Но, продавая мою душу соседям, ты наверняка что-то имел в виду. Не так?
— Я полагал, что ты умный человек. И психолог неплохой. Так вот ответь мне, что лучше: когда делают вид, что тебе помогают, или когда постоянно вставляют палки в колеса?
— Лучше, когда помогают, а не делают вид.
— Это в идеале. И так не бывает в наших службах. А сообщать им ты всегда можешь лишь то, что считаешь нужным. Впрочем, тебе скоро будет не до того. Я разговаривал с известной тебе госпожой Джеми Эванс, не забыл ее?
— Ну, Костя! — восхитился Турецкий. — Когда ты все поспеваешь?
Еще бы, как мог он забыть министра юстиции и одновременно генпрокурора США! Эту совершенно удивительную пожилую женщину, которая с легким ностальгическим вздохом передавала сердечный привет «мистеру Костье»! Ох, старый греховодник! Совсем недавно это было, в позапрошлом году…
— И о чем, если не тайна, был разговор?
— Разговор-то? — почесал переносицу Костя. — Она кое-что мне сообщила, а после сказала и про Питера. Что будет здесь. Что сам все объяснит. Единственное, что мне удалось из нее вытянуть, так это фразу о преступлении века. Смысл был таков, что оно уже совершено, это преступление, и только в наших совместных силах остановить возможные весьма неприятные последствия. Думаю, что этим она мне и так уже немало сказала.
— Значит, ты вешаешь мне на шею еще большую тухлятину, чем та, которую я заимел с подачи того твоего генерала? Разве это по-товарищески, Костя?
— Не знаю. Я, например, был бы просто счастлив расследовать преступление века. Но это — я. Вы — молодые, у вас свои интересы и взгляды на мир. И я вас, ребята, иногда просто не понимаю…
Костя обиделся. Он, вероятно, думал, что Турецкий немедленно станет плясать от радости от того доверия, которое ему оказано. А он не пляшет. Чешет затылок, крутит носом, словно и в самом деле уже почувствовал запах тухлятины.
— Ладно, — сказал Александр Борисович, поднимаясь. — Не могу сказать, что ты меня уговорил. В любом случае придется давать руководящее указание. Скажи хоть, мне что же, только под бравыми ребятками теперь и работать, или будет возможность опереться на своих? Славку подключить?
— Все после беседы с Питером. Он прилетает завтра.
Глава седьмая По новому следу
Сережа Карамышев был весьма приятным молодым человеком, весной окончившим юрфак МГУ и замеченным самим Меркуловым. Константин Дмитриевич, собственно, и привел его в Генеральную прокуратуру, заботясь о толковых кадрах в Следственном управлении, пока не обремененных дурными — разумеется, с точки зрения заместителя генпрокурора — привычками. А еще он Косте чем-то напоминал молодого Турецкого — тоже высокий, светловолосый, спортивный и, главное, целеустремленный, а следовательно, до поры до времени избавленный от Саниного нигилизма. На кафедрах уголовного права, криминалистики и криминологии Сергея характеризовали как человека серьезного и, что было Косте особо важно, не бабника. Словом, по мнению Меркулова, которое он, естественно, довел до Турецкого, молодой досрочно аттестованный следователь состоял из сплошных плюсов.