Большая Засада
Шрифт:
Это мог быть только отец, но о нем и о тех временах ей вспоминать не хотелось.
— Я хочу знать, что потом, в будущем. Я хочу знать, будет ли он любить меня всю жизнь.
— Твой мужчина?
Она подняла взгляд с руки на глаза Бернарды и увидела в них тоску и страсть.
— Ты хочешь, чтобы он был только твой, так ведь? Чтобы ни на какую другую не смотрел? Положи в руку еще двести рейсов, и я помолюсь и сделаю так, что он никогда другую даже знать не захочет.
— А почему я должна хотеть, чтобы он был только мой? —
Удивленная, цыганка снова взглянула на напряженное лицо девочки. Каждая хотела быть единственной, первой, после которой второй не бывать. На соперниц наводили порчу, за сглаз и колдовство хорошо платили. Остолбеневшая, она искала объяснения этой нелепости — почему у девочки обиженное лицо:
— Тогда что ты хочешь?
— Я хочу знать, не устанет ли он от меня, не надоем ли я ему. Не станет ли он скучать со мной.
— Двести рейсов, и цыганка все расскажет. — Желая денег, гадалка решила подстегнуть ее и добавила: — Я вижу кровь и смерть.
Бернарда нашла два тостана: [44]
— Скажите мне все разом. Он будет любить меня всю жизнь?
Острая боль в словах девочки пронзила грудь цыганки, достигла огрубевшего сердца: оставив привычные штампы, всегда одни и те же, она изрекла то единственное, что несчастная хотела услышать:
— Всю жизнь.
44
Старинная бразильская монета в сто рейсов.
— Вы говорили про смерть…
— Ты умрешь в его объятиях, — сказала цыганка.
Валериу Кашоррау указал на повозки на той стороне реки:
— Цыгане. — И, наверное, потому, что в этот момент думал о проститутках, сказал: — У меня никогда не было цыганки.
— Ни у тебя, ни у кого другого, — ответил Манинью. Он поседел, погоняя ослов, заработал опыт и авторитет и не привык говорить абы что. — Цыганка все покажет, чтобы обвести дурака вокруг пальца. Но как до постели дойдет, сразу оглобли поворачивает. С цыганкой ничего не выйдет.
— Пустая болтовня, сеу Манинью.
— Ты вчера родился, и ничего не знаешь. Ты видел цыганку-проститутку? Где? Я старше и никогда не встречал цыганок в публичных домах. Даже в Ильеусе. А ведь там есть шлюхи со всего света.
Валериу Кашоррау был всего лишь помощником погонщика, но бахвалился как жагунсо:
— Ну, если какая-нибудь цыганка мне попадется, уж я ухвачу ее за сиськи, вот увидите.
— Ты не знаешь, о чем говоришь. Наше дело — за ослами следить, а цыгане и не люди вовсе.
— Сам разберусь.
Фадул обещал Жозефу вечернее нашествие погонщиков, лесорубов, батраков, которые заполнят пустырь и начнут сорить деньгами. «Уж простите, ваша милость,
Помимо двух караванов с тремя мужчинами и одним парнишкой, появились еще трое лесорубов и один работник — они пришли за женщинами. К этим восьми ближе к ночи добавился Пержентину, который пригнал двух ослов с товаром, предназначавшимся для фазенды Аталайа, где начинались приготовления к званым обедам и ужинам. В кабаке у Турка — так погонщики говорили специально, чтобы раззадорить Фадула и услышать, как он кричит и злится, — Пержентину спросил торговца, не знает ли он, где сейчас капитан Натариу да Фонсека. Управляющий из Аталайи назначил ему встречу в Большой Засаде.
— У меня тут посылка для него, которую он попросил меня привезти из Такараша. Сказал, что будет здесь не сегодня завтра.
— Еще не приехал. Если хотите, оставьте посылку: когда капитан появится, я ему отдам.
— Я оставлю посылку и, если позволите, груз тоже. Я не сумасшедший, чтобы рассиживать здесь под носом у цыган. Эти покупки полковник Боавентура отправил из Ильеуса. Для праздника, — пояснил он.
Турок выяснил, правдивы ли слухи:
— Вы хотите сказать, что в этот раз доктор сам приезжает, так ведь?
— Точно.
— Какой доктор? — вмешался в разговор Валериу Кашоррау. Он пришел с Манинью пропустить стаканчик и купить кусок сушеного мяса, чтобы поджарить на углях в сарае для соломы и съесть с мукой и рападурой.
— Сын полковника, доктор правоведения. Он уже полгода как уехал отсюда.
— Ну и где он? Чем занимается?
— В Рио-де-Жанейро, наслаждается жизнью.
— И правильно делает. Я слыхал, он смелый парень, — продолжил Валериу Кашоррау, всегда готовый поговорить об удальцах и драках.
— Есть в кого, — вмешался Манинью, который был в курсе событий. — Полковник Боавентура страха никогда не знал.
— Он не просто храбрец, он еще и мужик хороший.
— Он и в этом в отца пошел, — подтвердил Пержентину.
В дверях показался цыган, обнимающий за талию проститутку. Все присутствующие ее знали: Гута-метиска хороша в постели, бесстрашна и насмешлива, высокомерна.
И если путешественников было мало, то звезд на колдовском небе было огромное количество. Луна, подвешенная над рекой, освещала широкую долину Большой Засады: холмы, пустырь, убогие домишки, стан погонщиков, — а на другом берегу реки цыганские повозки, лошадей и ослов.