Больше боли. Книга 1. Татуировка

Левин Алексей

А, понял, это еще один их обряд. Называется «калькулятор вожделений». Они специально одеваются откровенно, блистая тем, чем одарила природа, и подсчитывают каждый взгляд в свою сторону. Учитываются не только восхищенные взгляды, но также завистливые взгляды других самок, укоризненные взгляды тех, у кого дары природы уже высохли и съежились, ну и просто случайные взгляды, зацепившиеся за что-то из ряда вон. Например, за почти оголенные груди.

– Тема? – Она ловит мой засосавшийся в ее сиськи взгляд и явно польщена, хоть и строит из себя,

что ей неприятно.

– Что? – Я сую в рот ролл. Она улыбается и дотрагивается до моего колена своей коленкой в капроне. Складывает на сцепленные на столе руки свои огромные сиськи. Я прижат к стене этими двумя достоинствами. Она пользуется моей слабостью, я все никак не могу научиться не смотреть в них.

– Ко мне или к тебе?

Мы с ней живем в общагах, только в разных. А так условия похожи, только в ее общагу сложнее пройти, потому что она почти вся женская, а там фейс-контроль почему-то всегда жёстче, чем у нас. Я мог бы привести ее к себе, но у меня не прибрано.

Идем к ней. На вахте мне везет – вахтерша на что-то отвлеклась. Или просто уже привыкла к моей унылой физиономии. Ее соседка съехала еще в начале учебного года, так что мы закрываемся на ключ и не беспокоимся ни о ком.

Секс изнурителен. И, кажется, он почти мне надоел. Я смотрю в ее лицо с потекшей тушью, и гадаю, так ли это изнурительно для нее. Извивается она не хуже порноактрисы, переполненная самолюбованием. Грудь без лифчика, кстати, не такая уж и огромная. Симулирует. Хочет быть супершлюхой. Но я перестал кончать еще два месяца назад, и успел выучить, когда она играет, а когда чувствует по-настоящему.

Увы, она считает себя актрисой.

На остановке тем же вечером я закуриваю и размышляю о тщетности бытия. Она шлет обиженные смски, вынуждая меня называть ее «заей, любимой, солнышком» и убеждать, что все было круто, но мне правда пора идти, завтра как-никак серьезные пары.

Кажется, сегодня ее тело стало слишком пресным на моих губах. Уныло.

На обратном пути я купил на все оставшиеся деньги «для девушки» пива и завалился в свою комнату. Пожалуй, надо бы порвать с Юлькой, но смогу ли я проводить все выходные в компании себя, своего ида и порно?

На третьей бутылке ко мне зашла Элла. Элла – красавица. Это ее главный недостаток. Когда я смотрю на нее, я не понимаю, почему я родился парнем. Потому что будь я девушкой, я бы сразу нашел в ней тысячу недостатков. Но, не имея женских глаз, я не имею и шанса вырваться из собственного идеализма. Ведь она действительно очень красива. Она потрясающе красива. У нее отличная фигура, без вымени и полных бедер, и ноги паучьи, тощие. У нее лицо, нетронутое угрями и прыщами, чистое, как яичная скорлупка. У нее глаза тепло-шоколадного цвета. У нее длинные волосы, буйные и лохматые, как у ведьмы. У нее губы, которые всегда готовы улыбнуться в ответ.

Но ее главная проблема в том, что все всегда застревают на ее внешности. Понимаете, она как будто носит на себе каркас из драгоценных камней. Даже когда она плачет и размазывает по лицу слезы, когда она меняет себе тампон, когда сидит на унитазе – я уверен, она все равно остается красавицей, потому что этот каркас болтается на ее костях и затмевает любые неприятности на ее теле. Она почти не использует косметику – и все равно остается «няшей», выражаясь словами Паши. Она может не делать себе укладку – и останется естественней Евы в Эдемском саду. Она может прийти в платье своей бабушки, и выглядеть лучше всех девиц, обряженных в тренд.

Поэтому у нее нет подружек. У нее нет постоянного парня. У нее нет хороших рекомендаций от преподавателей, потому что восемьдесят процентов наших преподавателей – старые мымры с подведенными карандашом бровями. На любом зачете ее спрашивают вдвое строже, потому что думают, что красавицам и так живется слишком хорошо.

А им, оказывается, вдвое тяжелее.

Я поделился с ней бутылочкой, и спустя некоторое время мы лежали на противоположных концах моей кровати, жалуясь на свою жизнь.

Когда я думаю, что я, возможно, ее единственный друг, я ежусь от двоякого чувства. Во-первых, я похож на друга-педика. Во-вторых, она никогда не посмотрит на меня, как на возможного партнера. Впрочем, как и я никогда не представлю ее своей девушкой. Думаю, я и для нее кто-то вроде «анееееееее-тяна».

Мы с ней как-то случайно познакомились на первом курсе. Она сидела на подоконнике и плакала из-за какого-то очередного не перезвонившего ей парня, а я отрабатывал у коменданта часы, драя плиты в общей кухне. Так и разговорились.

Нам ничего не мешало сейчас вот так просто лежать на одной кровати и говорить о том, какие вокруг все идиоты. Я рассказал ей про Юльку и то, что собираюсь ее бросить. Она хвасталась своим педикюром на аккуратных, мраморных ножках. Мы выпили еще по одной, и вдруг мне пришла от Юльки смс: «Прости, я больше так не могу. Дело во мне, а не в тебе. Мы должны расстаться. Прощай :-*».

Я прочел, удивился, как быстро работает сила мысли и показал смску Элле. Она захихикала и предложила отослать ей фото, как мы лежим вместе. Но я предпочел ничего не отвечать, потому что Юлька оказалась умницей, и бросила меня первой, избавив меня от сочинительств собственных причин.

Мы продолжили разговор о вечном. Спустя полчаса, моя экс-девушка прислала ехидное: «Что, даже ничего не скажешь?». Элла предложила подождать, что она еще напишет. Наш эксперимент увенчался одиннадцатью прощальными смс. Я не ответил ни на одно, хотя начиная с восьмого сообщения, мне пришла в голову мысль, что она устроила проверку прочности наших отношений. Мол я должен был сейчас броситься к ней, купить там цветы, кольца, всех плюшевых медведей мира, написать у нее под окнами «Милая, я без тебя ничто!», сказать пламенную речь о своих чувствах и в конце концов убедить ее оставить меня подле себя еще на пару недель, до следующего теста.