Больше боли. Книга 2. Дроздовый пай
Шрифт:
Я снова вздрогнул, когда телефон зазвонил. Это был Антон.
– Впусти меня.
Домофон у папы не работал, поэтому я пошел вниз, открыть ему дверь.
– Ну, ты как? – Он вошел со стороны дождя. – Пи*дец у вас тут дубак, у нас в городе теплее градусов на восемь.
Здесь всегда холодно. Но я промолчал, поднимаясь на свой этаж.
– И это, значит, квартира твоя? – Антон очень по-хозяйски стал осматриваться. Я внутренне скривился. – Че, подал заявление?
– Завтра подам. Сегодня воскресенье. – Отозвался я, опускаясь на стул на кухне. Антон впервые глянул на меня внимательно.
– Да
Мне было никак. Я смотрел в сторону и думал о том, как же хочется курить. Последнюю сигарету я отдал отцу.
– Иди, переоденься во что-то сухое. – Антон кивнул в сторону темной квартиры. – А то простынешь еще.
– Мне пофигу. Дай закурить.
– Переоденься, сказал.
Мы уставились друг на друга с одинаковой неприязнью. Я первым не выдержал этой игры. Я никогда не выигрывал. Поднялся, начал стаскивать с себя мокрую толстовку, под ней футболку. Отвернулся от Антона, расстегивая ремень. Мне не хотелось, чтобы он на меня смотрел. И тем более не хотелось его, когда он, не дав мне до конца раздеться, вжал мое тело в угол за закрытой кухонной дверью.
– Пусти. – Я ткнул его локтями. У него были ужасно горячие руки. Казалось, они оставляют на мне ожоги.
– Тебе полегчает. – Раздалось над ухом.
– Я не хочу трахаться в батиной квартире. Пусти меня!
Он заломил мне руку за спину почти до лопаток. У меня перед глазами полопались белые пузыри от боли. Антон был невыносимо настойчив. И тяжел, как никогда. Мне казалось, он сделан из металла.
– Не н-надо. – Услышал я как будто со стороны собственный дрожащий голос.
– Что я, три часа ехал, чтобы ты мне не дал? – Я почувствовал, как мои штаны сползают на колени вместе с трусами. – Расслабься, тебе полегчает, обещаю.
Но мне не полегчало. Ни тогда, когда он, зажав мне рот рукой, вдолбил меня в кухонную дверь. Ни потом, когда поделился сигаретой. Ни потом, когда пошел в туалет отлить. Напяливая на себя сухую одежду, я стыдливо осматривался, проходя в гостиную. Если ты это сейчас видишь, пап, прости меня… Прости, что я вырос в такого извращенного п*дора. Я этого правда не хотел. Я даже не знаю, зачем он здесь, зачем это все. Я его не звал, правда. Прости меня, папа, прости…
На диване вибрировал телефон. Я взял его в руку, прочитал имя абонента. И захохотал, как сумасшедший, запрокинув голову. Звонила мама.
2.
Мы вместе возвращались в среду в общагу. У Антона в прошлую пятницу закончилась практика. Мы сидели рядом, слушая на двоих одну музыку. Признаться, меня немного отпустило после того, как я сдал нотариусу заявление. Выйти из папиной квартиры было большим облегчением. А уехать из его города и вернуться домой, в привычную общагу, было двойным облегчением. Как будто бы я проснулся от жуткого, тягучего сна. По сути, папа оживал только тогда, когда я созванивался с ним пару раз в месяц. Теперь можно было думать, что он уехал в отпуск, а когда вернется, позвонит сам.
Комната встретила меня опустевшей. Опустевшей по части Паши. Собственно, я так и думал. Когда он звонил, наверное, уже собирал вещички. Я ухмыльнулся, представляя его щенячью радость. Конечно, найти того, кто не будет тебя мучить день ото дня своей нелюбовью – это ли не счастье. Будет ему теперь чай заваривать. И готовить. И будить утром не только японскими приветствиями. И вообще будет у них все зашибись, еще и ребенка усыновят. Вообще классно. Просто супер.
Я не сразу осознал, что остервенело долблю по клавиатуре. Что-то я разошелся. Неужели ревную? Очень он мне нужен. «Я буду ждать тебя». Ага. Ждет он. С чужим *уем на жопе.
Ругнувшись, я встал из-за стола и поднялся в курилку. С этого года ее перенесли на четвертый этаж и сделали общей на всех. Понемногу нам ввинчивали противотабачную кампанию, сигареты в стоимости взлетели до небес, места для курения в кафешках позакрывали. Вот и теперь мне пришлось толпиться вместе с какими-то малолетками в курилке. Но не успел я прикурить, как услышал со стороны балкона какие-то крики и слишком уж радостные восклицания. Толпа малолеток сгрудилась на балконе, глядя за чем-то, происходящим внизу. До меня долетели обрывки фраз: «Смотри!.. Смотри!.. Сейчас она ей вмажет!..», «О, а это кто?», «Да хз, вроде не отсюда даже».
Мне тоже стало интересно посмотреть, и я, пользуясь превосходством более старшего курса, нагло всех растолкал. Внизу действительно творилось что-то несусветное. Под балконами образовалась небольшая группа, состоящая преимущественно из девушек. Они взяли кого-то в кольцо. Те двое кружили друг возле друга, обмениваясь визгливыми ругательствами.
– Класс, сейчас девки подерутся. – Довольно растянул мой сосед, прижавшись к перилам. – Надо им купальники сбросить.
Я прищурился, пытаясь разглядеть борцов. Подумал, может быть, узнаю кого-то. И тут меня как током прошибло, потому что в одной из девушек, совершенно неожиданно, я узнал свою мать.
Знаю, это все звучит как бред. Но для меня, толком не спавшего уже несколько суток, эта мысль показалась совершенно не вызывавшей подозрения. И пока я выбивался из толпы куряг, пока бежал вниз по лестнице, пока подбегал к толпе девушек, я все еще был свято уверен в том, что на мою маму планирует нападение какая-то малолетка в кожаной куртке.
– Стоять! – Я заслонил собой маму и вытянул руку вперед, как какой-то Гарри Поттер. Правда вместо волшебной палочки у меня была дотлевшая до фильтра сигарета, которую я все это время держал в руке. Малолетка в кожаной куртке удивленно воззрилась на меня, как и все ее окружение и, я уверен, мужское население общаги на балконе. Я оглянулся назад, чтобы проверить, как там мама, и тут до меня дошло наконец, что это не она. На меня так же недоуменно глянули совершенно другие глаза с совершенно чужого лица. Сигарета обожгла пальцы.
– Так. – Я бросил сигу и почему-то упер руки в бока, как воспитатель в начальной школе. Все окружающие представились мне первоклашками, глядящими мне в пуп. – Вы это… Вы чего тут… Вы чего устроили, а? Хотите, чтобы коменда ментов вызвала?
– Да ей самой интересно, вон она смотрит. – Сказала какая-то малявка и ткнула в сторону входа. Там за стеклом обрисовалось полное лицо пожилой женщины.
– Да, запоминает, на кого из вас заяву писать, когда они прибудут. – Я плюнул под ноги. – Короче, расходитесь, пока не поздно. И это… В чем вообще причина сходки?