Больше, чем друзья
Шрифт:
— Со мной тоже самое, — признается она. — Если бы только у нас было больше времени вместе. Быть взрослым — полный отстой.
— Расскажи мне об этом. Попробуй поиграть за команду, которая ненавидит тебя до глубины души.
— Они не ненавидят тебя. Перестань так драматизировать.
— Я серьезно. Это не то же самое, что играть за «Сенаторз».
— Тогда ты был большой рыбой в маленьком пруду. Теперь ты маленькая рыбка в океане. Ты должен заслужить уважение старших игроков. Они не дадут тебе его просто так. Дай им время. Даже у Дьюка, если можешь в это поверить,
— Спасибо, Котенок. А теперь, что насчет секса по телефону?
— Ох, Дин, — шипит она. — Позвони мне, когда вернешься домой, и ты тоже сможешь помочь мне снять напряжение.
— Хорошо, что я живу всего в десяти минутах езды отсюда.
— Будь осторожен, пожалуйста. Я знаю, что ты выпил. Веди машину осторожно.
— Да, мам, — отвечаю я невозмутимо.
Она хихикает:
— Позвони, когда будешь в постели и готов для меня.
— Я позвоню. Убедись, что не уснешь.
— Обещаю.
Через несколько секунд мы вешаем трубку. Все, о чем я могу думать — это как можно быстрее вернуться домой, чтобы провести так необходимое время наедине с Кэт. Я возьму все, что смогу получить.
ГЛАВА 19
Пять месяцев после драфта в НХЛ
Кэт
Встревоженная, я достаю свой сотовый телефон из сумки и просматриваю уведомления. Хмурюсь, когда до меня доходит, что ни одно из них не от Дина. Снова. Если бы я не хотела, чтобы эта стажировка превратилась в полноценную работу, я бы собрала свои вещи и отправилась домой на весь день. Но я не из тех, кто сдается, как бы сильно мне ни хотелось сдаться.
Мое настроение мгновенно меняется от счастливого к грустному. Даже мне надоело находиться рядом с самой собой, не говоря уже о моих братьях, которые были счастливы уехать учиться в университет и вернуться к занятиям по хоккею. Большую часть лета я была разъяренной сукой, особенно после отъезда Дина.
Бекка, моя бывшая соседка по комнате, а ныне коллега, хлопает меня по плечу, заставляя оторваться от мобильного телефона:
— Какие-нибудь новости от твоего парня?
Я качаю головой и кладу телефон на столик рядом с собой:
— Он не мой парень.
Она пожимает плечами:
— Ты же знаешь, что я имею в виду.
— Нет, от него ничего не слышно.
Несмотря на то, что прошло четыре месяца с тех пор, как я в последний раз видела Дина, мы либо разговариваем, либо переписываемся каждый день. За исключением последних трех дней. Чем он занят? Мне следовало бы написать ему, но я не хочу его отвлекать. Не то чтобы Дин ответил, так как он все равно должен быть на тренировке.
Пройдя через это со своей семьей, я попыталась сказать Дину, что отношения будут тяжелыми для нас обоих. Если то, что у нас есть, вообще можно еще назвать отношениями. Несмотря на свое здравомыслие, я сказала Дину, что попробую это сделать. Но боль от постоянного одиночества
Из-за того, что мои гормоны не в порядке, мне еще труднее подолгу не получать вестей от Дина. Я до сих пор не рассказала ему о ребенке, потому что думала, что у нас будет больше времени вместе. Он должен услышать эту новость лично. Но с каждым днем это кажется все менее вероятным. В большинстве случаев мне везет, если я успеваю поговорить с ним десять минут, прежде чем он вешает трубку.
— Как ты себя чувствуешь? — Бекка наклоняет голову к моему животу. — Ты уже рассказала своему папе?
— Нет, я не уверена, как ему сказать.
— Позвони ему по телефону и скажи, что я беременна, а потом положи трубку, — она смеется. — Шучу, но, если говорить серьезно, это может быть проще, чем то, что ты делаешь.
— Я так редко вижусь со своим папой, что, знаешь ли, не нашла подходящего времени. Я его единственная дочь. Чувствую себя его огромным разочарованием.
Она откидывается на спинку стула и оглядывает столовую:
— Все еще не могу поверить, что чтобы рассказать мне, потребовалось так много времени, что уже живот начал показываться. Я думала, мы кореша.
Я смеюсь:
— Ты первый и единственный человек, которому я рассказала. Считай себя частью моего ближайшего окружения.
— А как насчет папочки твоего малыша?
Я качаю головой из стороны в сторону:
— Нет, думаю, так будет лучше.
Я стала таким человеком, которого сама ненавижу — лжецом. Теперь все, что я делаю — это лгу людям, которые мне небезразличны, и все потому, что я не хочу никому рассказывать о ребенке. Он появится на свет, планирую я это или нет, но я продолжаю откладывать то, чтобы рассказать всем.
— У твоего сына должен быть отец.
— Легче сказать, чем сделать, Бек. Я пыталась сказать ему миллион раз, но не могу этого сделать. Ничего не выходит. Я коченею.
— Ты должна сказать Дину.
Я прочищаю горло, поперхнувшись содовой:
— Нет.
— Раньше ты ему все рассказывала. Что с вами случилось, ребята?
Всё. Слишком многое. Ребенок.
— Мы отдаляемся друг от друга, — признаюсь я, опечаленная переменой в наших отношениях. — У Дина — хоккей. У меня — этот ребенок и стажировка.
— Я всегда думала, что вы двое в конечном итоге будете вместе, особенно после того, как вы, ребята, переспали.
— Мы выбрали неподходящее время и слишком большое расстояние между нами.
— Вы двое были бы милой парой.
Я улыбаюсь, чтобы скрыть внутреннюю боль.
Большую часть своей жизни я держала все в себе из страха побеспокоить кого-нибудь своими проблемами. Поскольку моим старшим братьям приходилось растить близнецов и меня, у них было и так достаточно забот, когда мы были детьми. Мой отец едва мог функционировать, кроме игры в хоккей после смерти моей мамы. Мы наконец-то двигаемся дальше по нашей жизни. Последнее, что я хочу делать — это кинуть еще одну проблему в их жизни. Но я должна во всем признаться.