Больше, чем друзья
Шрифт:
— Дерьмовая причина скрывать это от меня. Я имел право знать о своем сыне.
— Знаю. Я не знаю, сколькими способами я могу извиниться. То, что я не сказала тебе, всегда будет моим самым большим сожалением.
— Ты знаешь, как я рос, Кэт. Моего отца никогда не было рядом. Я не видел его столько лет, что уже даже не могу вспомнить, как он выглядит. Он оставил мою маму с кучей счетов, которые нужно оплатить, и ребенком. Так, с чего ты вообще взяла, что я мог так поступить с тобой? Я хочу быть
— Конечно, — я сворачиваюсь калачиком рядом с Дином и глажу пальцами его ушибленную щеку. — Я тоже хочу, чтобы ты был частью его жизни. Мы можем сделать так, чтобы это сработало.
— Ты переезжаешь в Филадельфию, — говорит он, поднимая голову с дивана. Он морщится от боли, поворачиваясь ко мне лицом. — Даже слышать больше не хочу ни слова о твоей стажировке. Ты можешь получить другую.
— Но… — выдохнув, я даже не утруждаю себя спором.
— Никаких «но», Котенок. Ты переезжаешь жить ко мне. У нашего ребенка будут мать и отец.
— А что насчет нас?
Он прищуривает глаза, глядя на меня:
— А что насчет нас?
— Ты ненавидишь меня? — я прикусываю нижнюю губу, ожидая его ответа, и между нами проходит мгновение.
— Нет, я никогда не смог бы возненавидеть тебя. Я злюсь на тебя. Мне нужно, чтобы ты дала мне немного времени и пространства, чтобы все обдумать.
— Мы расстаемся?
— А мы когда-нибудь были вместе?
— Только потому, что ты зол, не значит, что ты должен вести себя как мудак.
Он стряхивает мою руку с себя и встает с дивана:
— Тебе следует вернуться в Чикаго и собрать свои вещи.
— Но у меня были для нас планы. Я хотела сводить тебя в какое-нибудь особенное место на твой день рождения.
— В чем смысл, Кэт? У меня нет праздничного настроения. Мое лицо выглядит так, будто я провел двенадцать раундов с Холифилдом (прим. американский боксер), и я даже не могу смотреть на тебя, не стиснув челюсти, что только усиливает боль.
— Оууу, — говорю я, поднимаясь с дивана и хватаясь за живот.
Дин подходит ко мне и хватает за руку:
— Ты в порядке, Котенок?
Я беру его руку и кладу себе на живот, глядя на Дина снизу вверх:
— Твой ребенок пинает меня. Думаю, он станет хоккеистом. Он агрессивен, совсем как его папа.
Впервые с тех пор, как я вошла в гостиничный номер, Дин улыбается мне. Он наклоняется передо мной, держась за мои бедра, и прижимается щекой к моему животу. Пораженный, он отступает, когда Ной снова пинает его.
— Привет, малыш, — шепчет он нашему сыну. — Я твой папа.
Я провожу пальцами по влажным волосам Дина. На нем все еще надето только полотенце после душа, что немного отвлекало меня на протяжении большей части нашего разговора. Прошло слишком много времени с
— Ты будешь замечательным отцом, Дин.
Он поднимает на меня взгляд:
— Ты так думаешь?
Я киваю.
— Я знаю это. Нашему сыну повезло, что у него такой отец, как ты.
— Ной. Так ты хочешь его назвать?
— Мне нравится это имя.
Он улыбается:
— Мне тоже. Ной Кроуфорд. Подожди, пока я расскажу маме о ее внуке. Он смог бы уговорить ее переехать из Флориды.
— Она могла бы быть нашей няней. Мне понадобится помощь с ним, когда ты будешь в дороге.
Он встает, все еще держась за мои бедра, и запечатлевает поцелуй на моей щеке. — Мы сделаем так, чтобы это сработало.
— Значит ли это, что ты больше не злишься на меня?
— Нет, я все еще зол на тебя, — он наклоняет голову набок и почесывает темную щетину на подбородке, как будто глубоко задумавшись. — Если ты на седьмом месяце беременности, значит, ты знала об этом еще до того, как мы закончили колледж, не так ли?
Чувствуя себя виноватой, я отворачиваю голову в сторону и прикусываю губу. — Да.
— Когда ты узнала? — он кладет руки мне на плечи. — Пожалуйста, не лги мне снова.
— Я узнала, когда пошла за результатами анализа на аллергию на глютен.
Он отступает от меня на шаг, и его рот широко открывается:
— Ты плакала в моих объятиях и лгала мне в лицо? У тебя вообще есть аллергия на глютен?
— Нет, у меня никогда её не было. Меня продолжало тошнить, потому что я была беременна Ноем.
— Ты могла сказать мне об этом в тот же день, но предпочла ждать до сих пор? — Дин отходит от меня и направляется в спальню.
— Я уже сказала, что сожалею, Дин. Что ты хочешь, чтобы я сделала? Я ничего не могу сказать или сделать, чтобы исправить это.
— Ты права. Никакие извинения в мире не смогут загладить всех секретов, которые ты скрывала от меня. Ты лгала мне прямо в лицо, Кэт. Этим летом ты провела со мной целую неделю. Почему ты ничего не сказала?
— Я была напугана, — удается мне выдавить из себя. — Я не хотела тебя беспокоить, пока не буду уверена, что у меня действительно будет ребенок.
Он прищуривает глаза, глядя на меня с отвращением:
— Ты думала избавиться от нашего сына, не сказав мне?
— Нет, конечно, нет, — когда слезы текут по моему лицу, я вытираю их рукой. — Я хотела убедиться, что он здоров и что с ним ничего не случится, прежде чем я скажу тебе. Я подумала, что должна быть уверена, прежде чем говорить что-то хоть кому-то.
— И все же ты могла сказать мне. У тебя нет никаких причин лгать мне.
— Технически, я никогда не лгала о том, что беременна.