Больше, чем это
Шрифт:
Он украдкой посматривает по сторонам, часто оборачивается – нет ли кого сзади? Доходит до улицы, ведущей к центру. Если не считать огромного провала посередине, в котором кустится целая роща сорняков, все так же, как и везде. Покрытые слоем пыли машины на ободах, облупившиеся дома и никаких признаков жизни.
Он останавливается на краю ямы. Похоже, где-то прорвало трубу и подмыло асфальт, как иногда показывают в новостях; там еще обычно вокруг вертолеты с журналистами и долгие паузы в эфире.
Покореженных машин в провале
«А что, если оно и не начиналось? Что, если этого места вообще не существовало, пока я…»
– Хватит! – обрывает он себя. – Ну-ка, прекрати!
«Как-то подозрительно много здесь растительности», – мелькает неожиданная мысль. Все эти сорняки и непонятная трава, прущая из всех щелей, как, например, здесь, в этой огромной дыре.
Тогда получается, здесь могут быть и…
Не успев додумать слово «звери», он замечает лису.
Она застыла там, на дне, притаившись в зарослях, и удивленно поблескивает глазами из темноты.
Лиса.
Настоящая, живая лиса.
Она моргает настороженно, но пока без испуга.
– Что за фигня? – шепчет Сет.
С едва слышным тявканьем через спину лисы неуклюже перебираются три лисенка – и тоже замирают при виде стоящего над ними Сета.
Они смотрят, готовые в любую секунду сорваться с места, и ждут, что он сделает дальше. Этого Сет и сам не знает. Глазеет на рыжие морды и блестящие глаза. Пытается прочесть в них, что все это значит.
Наконец, вечность спустя, он отодвигается от провала, но лиса с детенышами продолжают смотреть ему вслед.
«Лисы, – думает он, шагая по улице. – Настоящие лисы».
Возникшие точь-в-точь тогда, когда у него мелькнула мысль о зверях.
Словно он сам их придумал.
Он спешит к Хай-стрит, все так же набычившись и ссутулившись, еще более подозрительно поглядывая по сторонам. Такое ощущение, что в любой миг кто-то выскочит из кустов, зарослей на газоне или трещин в мостовой.
Но ничего не происходит.
Силы снова утекают быстро, слишком быстро – добравшись до пешеходной Хай-стрит, Сет валится на ближайшую скамейку, тяжело дыша после короткого подъема в горку.
Его берет досада и злость. Три года состоял в школьной легкоатлетической команде, унаследовав любовь к бегу по пересеченной местности от матери (общее хобби почему-то не сблизило их, а скорее наоборот). Да, предположим, звездой команды он не был, школа Босуэлл-Хай часто плелась в хвосте, но все-таки… Не настолько же, чтобы выдохнуться за несчастные пять минут ходьбы.
Он вертит головой. Хай-стрит – это на самом деле просто длинная узкая площадь, перегороженная с обоих торцов рядом металлических столбиков. Когда мама водила их сюда с Оуэном, на каждом шагу продавались засахаренный миндаль и попкорн, свечи ручной работы и браслеты, якобы помогающие от артрита, часы с этническим орнаментом и картины, которые даже карапузу Оуэну казались уродскими.
Теперь тут нет ничего. Огромное пустое пространство, буйно поросшее вездесущими сорняками, в окружении заброшенных домов – все как везде.
Еще чуть-чуть посидев, Сет встает со скамьи.
Он не выдумывал лису. Это не он. Лиса просто сидела там, в зарослях, он ее увидел, вот и все. Он уже стольких людей здесь успел вспомнить – и родителей, и Оуэна, и Гудмунда, и Эйча, и Монику, даже дядю, который рисовал картину над камином, – но ведь никто из них тут не объявился.
По всем признакам и вопреки всем чаяниям это все же Англия, так почему бы тут не быть лисам? Лиса в Англии почти национальное животное. Когда он здесь жил, они часто попадались на глаза, семенили по улицам – по-взрослому так, слегка высокомерно. Лисы – это нормально. Что тут такого?
Но лисам надо что-то есть. Сет скользит взглядом по деревьям, растущим в кирпичных кадках вдоль улицы, высматривая птиц, или, может, белок, или крыс. Какая-то живность должна быть. Если есть одна лиса, должны быть и другие, еще кто-нибудь.
Или как? Или все-таки он их выдумал?..
– Ау, – произносит он, заодно обрывая неприятную мысль, но как-то не очень получается.
– Ау… – пробует он опять, сам не зная зачем, просто чтобы нарушить тишину.
И еще раз, громче.
– Ау! – зовет он, вставая. – АУ-У-У!
Он кричит снова и снова, сжав кулаки, кричит до хрипа, до боли в саднящем горле, пока не срывается голос.
Только тут он замечает, что щеки все мокрые от слез.
– Ау… – шепчет он.
Никто не откликается.
Ни птица, ни белка, ни лиса, ни лисята.
Никто ниоткуда.
Он тут один.
Сглотнув, он морщится от боли в горле и отправляется дальше на поиски.
12
Все магазины на Хай-стрит закрыты. Солнце светит ярче, и Сету приходится приставлять ладонь козырьком ко лбу, всматриваясь в бликующие витрины. Некоторые заведения – пончиковую, «Сабвей», какой-то «Топшоп» – явно выпотрошили подчистую, оставив только пустые полки и вешалки, разбросанную по полу упаковку и выстроившиеся вдоль стены голые манекены.
Однако не все магазины стоят пустые. Вот благотворительная лавка – если вдруг понадобится чайный сервиз или связка заплесневелых бульварных романов, бери не хочу. А вот салон свадебных платьев – нет, спасибо, такое он на себя даже в аду не наденет.
Следующий в ряду магазин туристского, рыболовного и охотничьего снаряжения. Сет заглядывает в витрину – и сердце чуть не выпрыгивает из груди.
– Да ладно, – шепчет он. – Да ладно…
Внутри чего только нет – и рюкзаки, и походная утварь, и еще куча разной невообразимо полезной всячины.