Больше не уснёшь
Шрифт:
Приходится проснуться перед сном…
Эмма опять объята тьмой. Воспоминанья помогли — оно ушло. Что дальше?
— Вот именно!
Листай пустой сценарий, Режиссёр.
Ночь того же дня.
«Сюда! Скорей, сюда! …Сейчас здесь всё взлетит на воздух, на фиг все отсюда…»
Кори любуется представлением звёзд, летним театром небесной ночи…
Хижина снаружи — глубокая могила. Кори на краю сумрачного взрыва.
В густом тумане тишины…
У Кори много голосов, но
Раздвоенный язык и белые зрачки…
Из уголков рта — уродливые рассеченья щёк. «Улыбка Мертвеца» скользит от уха и до уха.
Две линии разрезов, блестя луной, смыкают металлические швы.
Старый трюк шизофреников [микроскоп из башки; винтовка-открывалка из руки; четыре колеса как инвалидная коляска вместо ног; жидкий металл, стекающий с краёв пореза; кровяной двигатель в черепной коробке передач; и все чудеса современного протезирования]
— Доламывать друг друга начали…
— Переезжаую в сон.
«Кори-тварь» красивой девичьей рукой…
Да и одет-то он совсем не по последней адской моде:
Чёрная, как дно могилы ночью, смирительная рубашка с обрубленными рукавами, что подпоясана полоской сброшенной змеиной кожи.
Желтее, чем безумие луны, на Кори надпись «Эмма», и сразу же за ней две двойки повёрнуты друг к другу там, где больше уж не бьётся сердце.
И тёмно-серые штаны патологоанатома, как будто бы скрывавшие вериги.
Кроссовки в виде полушарий человеческого мозга.
Как у его «коллег», поворотная способность головы приобрела «эффект совы».
Ад А.D.
А все (кто видит) хотели видеть бы его таким:
Огромная дыра в башке/ Гнилое слово «мёртвенький», пылающее на футболке/
Два длинных провода привинчены в двойной контакт под подбородком/
Крылатая накидка, а за плечами капюшон/ Безумное Ничто мерцает в чёрных дырах глаз/ По пальцам стекает непрерывно кровь из вскрытых вен/
Два металлических штыря отчаянно торчат из плеч/ Покрыты едкой ржавчиной штрихи друг с другом сшитых губ/ В такт взрывам крови в сердце на отвратительном лице теряются и проступают шрамы/ Премерзкие штаны из лиц людей, как будто говорящих при ходьбе/ А в роли обуви песок, скользящий по ногам на каждом шаге, секунда за секундой ссохшейся водой текущий из внутренней пустыни.
А лучше бы вообще не видеть…
Но больше всего он похож на {человека}, который ни на кого не похож.
Мертвец с твоим лицом.
В густой черноте перед Хижиной Смерти. Пришёл забрать её…
Пока ты слышишь «Трек 13», который Кори может воспроизвести в любой момент, ветви старых деревьев спутались, как провода.
Пока ты слышишь голос Кори Дарко [двойной — его любимый голос
(звук резко/плавно переходит от сочетанья к сочетанью: красотка и старик | любимый человек и привиденье | мужчина-ночь и нудный психиатр | подросток и бездомный | ведущий и немой | игрушка и ребёнок…)], в полуночном лесу оживает тревожный ветер.
Пока ты слышишь последовавший в будущем вопрос, он (в точности как Эмма) хватает ампутированную руку двери…
— Что вы подразумеваете под Судьбой?
— Демонов…
Прекрасный старый дом. в котором ты.
Твоя и только твоя комната. замотанная гротескным покрывалом. прозрачно-белый саван.
Но он почти невидим светящейся огнями свеч сегодняшней прошедшей ночью.
Ты ждёшь её. она придёт.
Старуха врывается к тебе как визг глухого.
Ты сразу же роняешь чашку.
На кожаный ковёр печально льётся чай.
Молодая девушка Старость всегда в её отраженьи.
Старуха хватает бутылку хереса и падает в кресло у камина.
После первого глубокого глотка она как обычно говорит не совсем с тобой,
а словно бы со всеми.
Голос старухи одиноко звучит то как шелестящий шёпот сжигаемых листьев, то как плаксивая речь повитухи над мёртворождённым, то как сладкая неправда слишком красивой девушки, то как последнее прощание с самим собой.
Она с тобой все ночи напролёт.
Старуха с чувством абсолютной правоты фанатичного алкоголика методично напивается.
И скучно роняет образовавшуюся пустоту в бутылке на пол.
Осколки исчезают словно ветер.
Все эти несколько часов ты недвижим.
Сидишь в чужом углу, от тьмы свечей подальше.
И вот на белой занавеси комнаты кроваво проступает текст.
Старуха всё читает и читает.
А ты теперь Никто. Обычный чёрный ноль.
Так будет длиться до того, пока не вспомнишь…
Пьяная старуха в кресле у камина — твоя родная дочь.
Ты для неё вообще не существуешь.
Ты так и будешь здесь сидеть.
Прекрасный старый дом.
Её и только её комната.
К утру старуха засыпает. Как всегда.
Слова со стен невидимо умрут.
Фантом её отца (не кто-нибудь, а — ты) опять до вечера исчезнет.
Приветливый ветерок бежит по лесной дороге к дому, взбирается весело на холм и, оттолкнувшись от весны под ногами, влетает в ваши окна…
Занавески — белые призраки — замерзают насмерть.
Ветерок мягко (чтобы не разбудить) касается седых волос старухи.
А после падает в камин и обнимает тлеющие угли. гаснут.
Очередной день пройдёт мимо — и ты появишься…
Молодая девушка Старость всегда в твоём отраженьи.
Осенние деревья, похожие на ржавые гвозди…
Стёртая надпись на могильном камне…
Кори Кровь, павшими листьями летящий на встречу с Великим Никто.
Его раздвоенный голос, шепчущий тьме…
«Ровно через 28 дней, 6 часов, 42 минуты и 12 секунд миру придёт конец.»
Чумное трио точек…
В твою квартиру опять прошло что-то.