Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года
Шрифт:
Таким образом, «рабочая оппозиция» и «демократический централизм» двинулись на «свалку истории», где стали дожидаться прибытия следующих «отступников»: левых и правых оппозиционеров, троцкистов, а затем к ним присоединились сталинисты. Пожалуй, сторонники Коллонтай и Шляпникова более чем кто-либо из тех, кто встал на путь оппозиции, сохранили долю первоначального большевистского идеализма и революционной отваги, благодаря чему они оказались неким анахронизмом в бюрократическом, полицейском государстве. В условиях советской власти, когда правящая верхушка не признавала прошлых ошибок, оппозиционеры, как правило, исполняли роль козла отпущения. В значительной степени это может быть отнесено к «рабочей оппозиции». Ленин поступил очень мудро. Он не стал спешить с чисткой партийных рядов; в этом случае лидеры оппозиции могли обрести статус мучеников. Шляпников остался членом ЦК, а Коллонтай в скором времени приступила к выполнению почетной дипломатической миссии.
Это была, очевидно, часть запланированного проекта; сырые, полусиндикалистские идеи (надо отдать должное Ленину, в его определении было зерно правды), общее беспокойство, связанное с засильем бюрократии, и расхождение во
Чтобы выполнить свою руководящую роль, правящая партия коммунистов должна быть максимально сплоченной, спаянной единой волей и железной дисциплиной. В этом Ленин видел главный урок предсъездовской дискуссии о профсоюзах. Съезд принял резолюцию «О единстве партии». Ленин рассказывал собравшимся абсурдные истории о ситуации в России, распространяемые за границей: кронштадтские мятежники захватили Петроград; Ленин с Троцким сбежали в Крым; Троцкий застрелил Ленина; Ленин застрелил Троцкого. Вероятно, у делегатов голова шла кругом от обилия впечатлений, полученных на съезде. Троцкий требовал перенести в профсоюзы военные методы, действовать по отношению к массам средствами принуждения. Шляпников провозглашал анархию. Мартов и Деникин из-за границы спровоцировали кронштадтских моряков, чтобы они повернули свои орудия против Советского государства. И все это было, так или иначе, связано между собой. Как хорошо, что есть Ильич, который может предугадать и так оперативно отвратить все опасности. Ленинский талант парламентского оратора никогда в должной степени не был оценен и по большей части растрачивался впустую, ведь он имел дело с людьми, готовыми в любом случае следовать за ним. Вероятно, он иногда жалел (про себя) о том, что рядом нет таких, как Плеханов или Мартов, с которыми он мог бы на равных участвовать в спорах; все остальные были подобны школярам. Однако его интриганство и крючкотворство оказали зловещее влияние на будущее коммунистической партии: свободная критика, оппозиция внутри партии и контрреволюционная деятельность смешались для рядового коммуниста в один безнадежно запутанный клубок. Ленин беспрерывно твердил о «единстве партии», но не замечал, как его приводит к тому, что единственной фактической основой единства становится лидер. Он врос в эту основу и не нуждался в терроре, чтобы удержаться, но любой, кто пытался достигнуть его положения после его ухода (а кто-то должен был это сделать, иначе партия превратилась бы в хор диссонирующих фракций), вынужден был воспользоваться более сильными средствами. Кто же тогда был настоящим автором культа личности?
410
X съезд подвел итоги дискуссии о профсоюзах. За ленинскую резолюцию проголосовало 336, а за «рабочую оппозицию» только 18 делегатов.
Ленин продемонстрировал на X съезде виртуозное красноречие, и от большинства делегатов ускользнул тот момент, что они явились свидетелями коренного поворота в экономической политике, от военного коммунизма к новой экономической политике (нэп). В обычных обстоятельствах такая новость вызвала бы ожесточенные споры, обвинения в предательстве социализма, пришлось бы успокаивать крестьян. На этот раз за выступлением Ленина последовали очень короткие дебаты. Съезд вынес постановление о замене продовольственной разверстки натуральным налогом; теперь крестьянин точно знал, какую часть урожая он должен будет отдать государству.
То, что эта разумная политика была, если можно так выразиться, введена контрабандным путем, в очередной раз иллюстрирует степень влияния Ленина в партии. Только он мог зачеркнуть свои ошибки, освободить коммунистов от ошибочных понятий и иллюзий, которые сам же и заронил в их голову. Такой иллюзией являлось основное понятие военного коммунизма: с помощью энтузиазма и принуждения неожиданно изменить экономическую политику страны; в примитивной, голодающей России установить социализм и изменить менталитет крестьян. «Нелепо было мечтать, что через три года можно полностью изменить экономическую систему нашей страны… позвольте нам сознаться в грехах: среди нас много таких фантазеров. Но как можно было бы начать социалистическую революцию без таких фантазеров?» [411]
411
X съезд РКП(б)… С. 193.
«Товарищ Ленин, – мог бы кто-то возразить, – не вы ли тот фантазер-руководитель, не вы ли убедили основную массу большевиков, что социализм в России вовсе не фантастический сон, а те, кто, как меньшевики, говорил, что это именно так, были малодушными предателями рабочего класса?» Но никто не задал этих вопросов. Признав коллективную ответственность за прошлые ошибки и фантазии, Ленин продолжил выступление. Теперь он представил продовольственные отряды, некогда провозглашенные им способом установления классовой справедливости и законного средства классовой войны, в виде мародерствующих экспедиций, которые терроризировали деревни и лишили крестьян стимула производить сельскохозяйственную продукцию. «Они по два-три раза приходили к одному крестьянину, делая его положение невыносимым; больше всего страдали самые активные производители». Это было преддверием будущей тактики Сталина. Отдав приказ о насильственной коллективизации, в разгар голода и разрухи сельского хозяйства, он призвал вместо силы воспользоваться уговорами и убеждениями, обвинив подчиненных и тех, у кого было «головокружение от успехов», в излишней жестокости.
Ярость Ленина была направлена не только в адрес «наших» ошибок в сельском хозяйстве. «Мы виноваты… что зашли слишком далеко в национализации торговли и промышленности, в ликвидации частной коммерции. Было ли это ошибкой?
412
Ленин В.И. Собр. соч. Т. 32. С. 396.
А теперь эта новая неслыханная уступка: государство прекращает, как он только что сказал, грабеж крестьян и дает им возможность реализовываться. «Мы идем вам, товарищи крестьяне, на уступки, но только в определенных пределах, которые, конечно, мы сами определим».
Отношение большевиков к крестьянам всегда носило оттенок некоторой паранойи, и в этом Ленин не отличался от большинства своих сторонников. Он отшучивался, когда его обвиняли в идеологическом предательстве. Да, в государстве рабочих есть различия в заработной плате и условиях жизни, и это превосходно. Теперь часто в своих выступлениях он добродушно пересказывал поступающие из Парижа или Берлина жалобы меньшевиков и эсеров. Да, эти господа были совершенно правы, когда говорили об отсутствии политической свободы и терроре. Сам факт, что они жаловались, доказывал, что коммунисты на правильном пути. Но обвинение в мягкости по отношению к крестьянам задело его за живое. Комментарии эмигрантов относительно положения в России вряд ли отличались большей проницательностью, чем их анализ ситуации еще во время пребывания в России. Они приветствовали нэп, не скрывая злобы. Еще бы, ведь это означало, что большевики признались в своей неудаче, «победа была за крестьянами». Почему большевики должны были стыдиться этой предполагаемой победы большей части русского народа? Вспомните слова Горького о «полудиких, глупых и ленивых людях русских деревень».
Нэп, объявил Ленин, задумывался партией как долгосрочная политика. После трех с половиной лет нахождения у власти у большевиков появилась хоть какая-то долгосрочная программа. Они дали крестьянам землю, потом попытались с помощью силы загнать их в коммуны, затем добились расположения среднего крестьянина. Теперь они замахнулись на все крестьянство. Коммунисты собираются оставить крестьян в покое и разрешить частную торговлю и мелкую частную промышленность? Помимо политических и идеологических причин, невероятная неугомонность Ленина, которая передавалась всей партии, не давала ему стоять на месте. Скоро стало очевидно, насколько мудрым решением было введение новой экономической политики. Быстро заживали экономические и социальные раны. Но успех нэпа, возвращение к «нормальному уровню» экономической жизни, таил для Ленина угрозу и требовал напряжения сил. Через год после введения нэпа он был вынужден объявить, что «отступление» закончилось. Если бы он не заболел в 1922 году, то весьма вероятно, что нэп закончился бы раньше. его преемнику требовалось время, чтобы укрепить свое положение перед новой атакой: принудительной коллективизацией, быстрой индустриализацией и последующим массовым террором, который причинил русскому народу страдания, превосходящие по своему разрушительному воздействию Гражданскую войну.
Ответ на вопрос, как отнесся бы Ленин к подобному ужасу ради проведения грандиозного социального эксперимента, может быть только утвердительным. его методы достижения своих целей не шли ни в какое сравнение с методами силового принуждения, характерными для сталинской эпохи. Однако именно Ленин создал предпосылки для установления культа личности его преемника и проведения массового террора. Ленин осудил иностранного коммуниста, заявившего, что рабочие не для того создали «государство рабочих», чтобы испытывать страдания. Это не просто наивное заявление, это измена. «Революция, – объяснил Ленин, – должна происходить только в том случае, если она не нанесет слишком большого вреда положению рабочих. Я спрашиваю, допустимо ли говорить об этом в коммунистической партии? Это контрреволюционный способ ведения беседы… когда мы установили диктатуру, рабочие стали голодать и их уровень жизни понизился. Победа рабочих невозможна без жертв, без временного ухудшения их положения». [413]
413
Ленин В.И. Собр. соч. Т. 31. С. 233.
Слово «временного» спасает высказывание Ленина от того, чтобы полностью превратиться в современное высказывание «умерщвление плоти полезно для души». Иностранные коммунисты еще не настолько ознакомились с учением, как русские товарищи. Однако никто не возразил, что ни с точки зрения обычной логики, ни с точки зрения марксистской логики его утверждение не имеет никакого смысла. Почему рабочие должны жертвовать своей жизнью ради того, чтобы их положение ухудшилось? Кто бы рискнул высказываться, чтобы получить ярлык не то что контрреволюционера, но, что, по всей видимости, еще хуже, филистера?