Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…
Шрифт:
В их распоряжении было около тысячи бойцов, из них больше сотни досконально знали и местность, и тактику противника – двукратное превосходство в живой силе и подавляющее в вооружении и технике. «Броня», выдвинувшаяся на четырёхсотметровый рубеж, открыла шквальный огонь из «КПВТ» и «ПКТ» с шести направлений, не особенно целясь, зато едва успевая менять ленты и стволы. Бронебойно-зажигательные и разрывные пули калибра 14,5 крестили своими трассерами всю территорию базы вдоль и поперёк, большинство сборно-щитовых и даже кирпичных зданий пробивали свободно, некоторые даже навылет. Через несколько минут в ход пошли гранатомёты всех типов – по окнам, по стенам, по машинам
Ну и обычные, «трёхлинейные» и девятимиллиметровые калибры создавали смертельную плотность поражения на открытых пространствах плюс бесчисленные рикошеты от каких угодно «твёрдых тупых предметов», имевшихся на базе в изобилии. Стены домов, например, бетонные дорожки, стальные опоры линий электропередач и фонарей освещения, чугунные крышки канализационных люков.
Команда и «печенегам», и штурмгвардейцам была категорическая – ближе ста метров к периметру не приближаться, с земли и из-за укрытий не вставать и не высовываться, патронов не жалеть. Прицельно работают только снайперы с толстых, не пробиваемых обычной пулей деревьев.
– А ведь страшное дело, – сказал Секонд, нервно затягиваясь у открытой дверцы броневика Тарханова. – Что там сейчас творится! Не хотел бы я поменяться…
– Тебе и не предлагают, – хладнокровно ответил Сергей, покусывая веточку.
Он мог бы напомнить чересчур чувствительному аналогу, каково каждому из них троих было на Перевале (они так его и произносили, если вдруг разговор заходил – как бы с большой буквы). А что – стоило того. Всё ж таки историю сразу двух, а то и четырёх реальностей тот бой изменил! В основном, конечно, благодаря как раз Сергею.
Сам Тарханов вспомнил засыпанные гильзами и залитые кровью вестибюли и коридоры отеля «Бристоль» [74] . Тоже не слабое МНВ.
«Нас никто не жалел, так и мы никого не жалели, мы пред нашим комбатом, как пред Господом Богом, чисты!» – пришли на память строчки кого-то из советских поэтов-фронтовиков.
Фёст поднёс к губам свой блок-универсал, связывавший его с пятерыми валькириями, работавшими сейчас его офицерами связи в ротах «печенегов».
– Через пять минут всем прекратить огонь, по мегафонам предложить сдаться, с обещанием отпустить рядовой состав по домам без всяких условий.
74
См. роман «Билет на ладью Харона».
– Но в одних трусах и без оружия, – подсказал Сергей.
То же самое Секонд продублировал по обычной полевой рации комбатам штурмгвардейцев.
– Заодно стволы остынут, – усмехнулся Тарханов и потянул из портсигара Фёста сигарету, чуть не задев, по небрежности, краем ладони открытую клавиатуру.
– Аккуратнее, – отдёрнул тот блок-универсал. – Атомного взрыва нам тут только не хватало.
…По дороге от Наро-Фоминска до Москвы Тарханов с Фёстом успели познакомить старший комсостав с основной схемой заговора. На самом деле, сконструирован он был весьма остроумно и нестандартно, явно людьми, занимающими «возвышенное» и отстранённое от любых государственных структур и, главное, государственных интересов положение. Будем по-прежнему именовать эту группу «центром». Центром филигранно сплетённой и смертельно опасной паутины, из которой «обычная» жертва, как и муха, вырваться шансов не имеет.
Очень краткий, но ёмкий доклад, «озвученный», как, демонстрируя свою малограмотность, выражаются даже люди с научными степенями, Фёстом, имел целью сориентировать всех присутствующих командиров, и российских, и имперских, в основной сути происходящего, чтобы люди знали, с кем воюют, каковы, так сказать, «движущие силы» мятежа и какова «ближайшая задача». Над «последующей» другие сейчас думают.
Замысел организаторов, по какую бы сторону глобуса они сейчас ни находились, в самом доступном изложении сводится к тому, о чём писал Теодор Герцль в книге «Еврейское государство» сто двадцать лет назад: «В своей стране они наконец смогут открыто радоваться жизни, а не пировать втайне, прячась за опущенными шторами». Пировать не только за шторами, но и в Куршевелях, и на Елисейских Полях означенной публике, впрочем, никто не мешал и сейчас, как и постепенно приближать свои яхты к габаритами авианосцев типа «Нимиц» или хотя бы, на бедность, «Энтерпрайз» [75] .
75
Авианосец «Нимиц» имеет длину 331 метр, водоизмещение 93 тыс. тонн. «Энтерпрайз» – 341 метр и 76 тыс. тонн. Яхта Абрамовича «Эклипс» – 160 метров и водоизмещение на вид около 6 тыс. тонн. Так что перспективы есть.
Но этого ведь уважающему себя человеку мало. Один было попробовал испытать себя в большой политике, но закончилось это не слишком обнадёживающе. А хочется ведь править открыто, входить в состав «членов Политбюро» (или совета директоров) Евросоюза, НАТО, Бильдербергского, Римского, Хантер и тому подобных клубов, открывать ногой двери Кремля, Букингемского дворца, Белого дома. Вот это – настоящая власть и слава. И, главное, есть к этому все основания в смысле капиталов и предпосылки в виде предельной слабости нынешней российской власти.
Вообще, затеваясь идти в главы государства, крайне невредно начать с чтения Макиавелли «Государь». Там очень понятно сказано, что властитель должен быть беспощаден к врагам и в то же время иметь абсолютно надёжную опору, политическую и военную.
Сталин, не сильно образованный по нынешним мерками человек, прекрасно эту истину понимал. Гораздо лучше Ленина и прочих. Возможно – сам додумался, творчески осмысливая опыт врагов и друзей. А вот люди с учёными степенями и богатым интеллектуальным ресурсом вроде как не врубаются.
– Господа-товарищи, о которых здесь идёт речь, великолепно учли все просчёты, ошибки, недомыслие и беспечность Президента и его окружения. Те словно бы специально трудились, чтобы их возненавидели или, по крайней мере, отказали в поддержке почти все страны и классы населения.
Начнём по порядку.
МВД. Те, кто хотел всерьёз, как Жеглов в вашем фильме, бороться с преступностью, задавлены не Шараповым, а взяточниками и беспредельщиками. Ходу им нет, и выгоняют при каждом удобном случае.
Армия – унижена не мизерным жалованьем: в царской и нашей тоже, бывало, платили меньше, чем швейцару в кабаке, – унижена демонстративным отрицанием даже права на честь и порядочность.
В МГБ аналогичная картина. Бороться велено не с тем, кто враг державы, а враг непосредственного начальника именно сегодня… Зато кое-кому позволено делать всё, что заблагорассудится, лишь бы не давали воли своим «аномально честным» подчинённым…
– Господин полковник, а может, хватит лекций? Мне замполиты и в советское время надоели, – вдруг перебил Вадима Хворостов. – Мы ведь делом заниматься едем, а не…