Большие дела маленького Микиня
Шрифт:
Поют и веселятся не только вернувшиеся, но и те, которые зимовали в здешних лесах. Они радуются, что нет больше длинных морозных ночей, что солнце с каждым днём поднимается всё выше и греет всё ласковее.
Берёзы на выгоне полны скворцов. Все скворечники Микиня уже заняты.
Вечером над лугами стоит весёлая разноголосица: блеют бекасы, «пор-пор-пор», — кричат вальдшнепы, «пе-пе-пе», — стараются у реки чирки и красноголовки, на болоте звонко голосят журавли.
Утром, ещё в полной темноте, добрых людей пугают боевые клики
— Чуу-фишш!
И тотчас же с ноля поднимается стая далёких путешественников-гусей. С криками «га-га-га!» они летят через лес и исчезают в фиолетовом рассвете.
О близости восхода возвещает едва слышная из высоты трубная песнь лебедей.
Тысячами голосов птицы приветствуют солнце, славят весну. Щебечут, свистят, дудят, трубят, ухают, радостно возглашая:
— Время вить гнёзда!
— Время вить гнёзда!
МУЖСКИЕ ДЕЛА
Авоксне сорвала пешеходный мостик. Как быть? Беда в том, что теперь никак нельзя попасть за реку на новую ферму черно-бурых лисиц.
Председатель не знает, что придумать, ломает голову. А тем временем Микиню доверено настоящее мужское дело. Вернувшись из школы, он торопливо проглатывает оставленный в припечке суп, надевает длинные резиновые сапоги и спешит на берег.
Танз! Танз! Танз! — железным бруском Микинь стучит по рельсу, подвешенному на толстом суку чёрной ольхи.
Это условный сигнал.
В конце вагона появляется девушка в белом кожушке, зоотехник Вильма. Она должна каждый день переправляться через реку на ферму и осматривать малышей, только что появившихся у лисиц.
— Поедем, что ли? — Вильма спрашивает, словно сомневаясь.
— О чём речь! Конечно, поедем. Садись в лодку, — отвечает Микинь, всматриваясь в противоположный берег.
Авоксне вздымает и перекатывает высокие волны, точно далёкая Даугава…
Микинь деловито плюёт на ладони и берётся за вёсла.
КУКУШКА ЗАКУКОВАЛА
«Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!»
Далеко за лесом до самых сумерек слышится эта бесконечная песня.
Кукушка закуковала…
Отшумели вешние талые воды, обсохли и зазеленели поля и пригорки, и жаворонки звонко возвестили о начале сева.
Деревья, трава, кустарники, цветы жадно пьют земляной сок. Проклёвываются бойкие ростки, раскрываются нежные клейкие листочки.
Лиственный лес сбросил тёмную зимнюю свитку, развесил пшеничные фонарики-серёжки, весь в серо-зелёной дымке…
А кусты черёмухи словно усыпаны белым снегом.
Синичка на всякий случай отлетела подальше от них. А умный чижик принялся рассказывать трясогузке о том, как однажды Матушка-зима забыла на черёмухе свой пуховый пушистый платок…
Его рассказ слышит соловей. Он не верит чижику. Он знает, что чиж сочиняет сказку. Но ему кажется, что сказка должна быть другой.
Соловей усаживается на черёмуховую ветку и поёт о Весне-купаве, которая намела здесь целый сугроб душистых весенних цветов.
И кукушка днём вторит соловью:
— Ку-ку-ку-пава! Ку-ку-ку-пава! Ку-ку-ку-пава!
ШАРМАНЩИК
Дзз-дзз-дзз — точно огромный шмель, гудит на холме трактор. На солнце сверкают лемеха плуга.
По вспаханному и проборонённому полю катит сеялка.
На пашне, в саду, на пасеке, в загонах — везде деловито снуют люди. И старые и молодые хлопочут с раннего утра и до позднего вечера. А как же иначе — настала самая ответственная пора весенних работ — посевная.
Больше всех успевает в эти дни друг и советчик Микиня в делах рыболовных и личных — старый Андриевиньш. Первый колхозный пенсионер, он добровольно взял на себя непростые заботы о ремонте инструментов и снастей.
Уже с середины апреля Андриевиньш начинает плохо спать по ночам: то ломит в костях, то слишком звонко распоются грачи. Едва приближается сероватый рассвет, Андриевиньш уже суетится возле мастерской с инструментами.
У мастерской страшно скрипучие двери, а старому Андриевиньшу то и дело надо принести что-нибудь с улицы.
Соседи высовываются из окон и спросонья недовольно ворчат:
— Нельзя ли включать эту шарманку попозже?..
Андриевиньш никому не отвечает, но ещё несколько раз открывает и закрывает дверь. Скрипучая музыка эхом отзывается в роще за посёлком, и даже заядлый соня, не выдержав, поднимается с постели.
— Вставайте, вставайте, — улыбается в усы Андриевиньш. — Самая пора за работу приниматься…
ЯБЛОНЬКА ПЛАЧЕТ
Посевная шла своим ходом. Весь инвентарь, вся техника давно уже отремонтированы, и старый Андриевиньш принялся потихоньку впрок строгать зубья для граблей — сенокос-то не за горами.
Однажды перед обедом к нему в сарай влетел Микинь.
— Вы только поглядите, как этот длинный Петер всё перепетрил… перепортил… перепортил, — от злости Микинь даже запутался. — Деревья давно полны сока, а он решил ветви обрезать!
Длинный Петер недавно был переведён из конюшни в садоводческую бригаду, потому что никак не мог перебороть свой страх перед большим гнедым жеребцом.
Петер очень старался показать себя на новой работе с самой лучшей стороны. Вчера он остался в саду и после того, как все ушли домой, взял большие садовые ножницы и обрезал Микиневу яблоньку так, словно перед ним была не яблонька, а декоративный куст.
Из всех порезов капает у яблоньки сок.
Яблонька плачет…
ПОЧЕМУ ЯБЛОНЯ ПЛАКАЛА?
Краса моей земли —
Все яблони цвели
В сиянье вешних дней.
Одной случилось плакать слёзно —