Большие гонки
Шрифт:
Он был гораздо тяжелее и сильнее, чем казался. Тем более, что его научили кое-чему, скорее всего на былых занятиях по самообороне. Мы катались по полу, создавая гротесковую композицию из голых членов и роскошных одеяний. Он рыдал от ненависти и все время повторял: "Свинья, свинья, свинья! ", пытаясь ударить кулаком в горло или коленом в пах.
Не думайте, что я был хладнокровен и точен. Не было ни того ни другого. Я сражался против того, кто был сильнее меня, хорошо использовал элемент внезапности, и обладал силой выше средней. У него были все основания меня изувечить. Но в конце концов и я был не лыком шит, и имел не меньшие основания остаться целым и невредимым. Так что в конце концов он забыл обо всем и только жалобно хватал ртом воздух в ожидании последнего удара.
Я поднял пленку и осмотрелся вокруг, ища какое-нибудь оружие. Был большой штык, французский, способный проткнуть насквозь, но не легко ранить. Он лежал в пачке нетронутых писем. Я взял его, несколько раз взмахнул и повернулся к Чимсу. Тот стоял на четвереньках с поникшей головой, но уже восстановив дыхание. Я остался в стороне, спокойно дожидаясь, пока он сможет заговорить.
– Отлично, Бамбер, - проворчал я, - Полагаю, что теперь ты умеришь свой гнев, и мы сможем поговорить о деле.
Он поднял голову. В глазах читалась бессильная ненависть.
– По крайней мере, если ты не ответишь мне на все вопросы, копии этого фоторепортажа о твоей недавней деятельности будут посланы твоим родителям, коллегам, в бригаду полиции нравов на Вест-Энд Сентрел и всем тем, кто придет мне на ум. С указанием места, где вас можно накрыть.
– Чтобы облегчить тебе размышления, посмотри на этот прекрасный штык. Я не могу позволить себе убить тебя, но мои наниматели не сочтут излишним, если я слегка тебя порежу. Ну же, Бамбер, ну!
Он дополз до кровати и улегся там.
– Ты негодяй, Джаспер, невероятный мерзавец.
Должен сказать, что он прав. Я был ничтожен даже в своих собственных глазах. Но я был взволнован и боялся проиграть, тогда последует не головомойка у родителей, а моя отставка... Можно было действовать проще, но я вынужден был применить силу, чтобы он понял все... В каком-то смысле его подчиненное положение не облегчало мне жизни, напротив.
– Перестань ругаться. Вернемся к сейфу 2371. Ты говорили об этом с вашим французским другом. Теперь расскажи мне.
Он покрыл меня ещё раз, используя не только детские термины "свинья" и "корова", но и кое-что покрепче. Теперь он был готов к разговору.
– В куртке.
Я деликатно порылся во внутренних карманах и нашел большой конверт. Печать была сорвана. Вместо адреса напечатано одно слово: "Петерс". Внутри оказалось письмо на превосходной бумаге, тоже отпечатанное на машинке:
"П/152... "и ниже мелким шрифтом: "Для уточнения встретится с мадам Меланией Омега, Сен-Тропез, Франция".
Все было подлинно, тем более чувствовалась лапа Петерса, когда я заметил, что на печати изображен двуглавый орел австро-венгерской империи.
– А твой французский дружок, куда он так быстро исчез?
Чимс невнятно пробурчал.
– Я не скажу, ты не заставишь меня предать друга.
– Я не заставлю?
– переспросил я холодно и сделал несколько шагов к кровати, где он лежал. Чимс зарылся в одеяло.
– Послушай, дорогой Бамбер, ты ввязался в слишком крупную аферу. Я сознаю, что это не твоя ошибка, но что до француза, он тебе не друг... Ему нужно то же, что и мне. Поэтому не воображай, что ты изменяешь любовнику.
Я думаю, что он с самого начала знал, что тот его использовал, и этим объяснил его неожиданную вспышку.
– Не воображайте, что я не воспользуюсь этим штыком, вы заблуждаетесь, - добавил я для пущей важности.
Вот тут он и решил оправдаться и, тем самым, повысил мои шансы услышать то, что я хотел.
– Он поехал в лондонский аэропорт. Его самолет на Ниццу вылетает через полчаса.
Он улыбнулся, убежденный, что его французский друг недосягаем для кровавых рук Макальпина.
– Как его имя, или вернее, под какой фамилией он фигурирует в паспорте?
– Пьер Руссен.
Раз уж он начал говорить, не остановится. Покаяние принесет вам столько подробностей, или, вернее, измена обрушит их на вашу голову... Но он считал, что в любом случае его друг в безопасности. Я же направился к телефону и набрал по памяти номер службы безопасности, предназначенный только для экстренных случаев. До сих пор мне даже в голову не приходило, что им когда-нибудь придется воспользоваться.
Какое-то время раздавались гудки, затем послышался голос. Я постарался вспомнить формулировку, которой учил меня Руперт Квин.
– Операционная, - сказал бесцветный голос из специального отделения.
– Я вызываю частную линию. Хоннейбан у аппарата. С ведома Си-Ай 16 бесстыдно заявил я.
– Подозрительный французский агент садится в самолет на Ниццу через тридцать минут. Паспорт на имя Пьера Руссена.
– Я повторил фамилию по слогам.
– Руссен носит длинные волосы и темные очки... Тип битника. У него пистолет "вальтер". Я настаиваю на его аресте за нарушение закона о ношении огнестрельного оружия.
– Каков приоритет?
– спросил глухой нейтральный голос.
– Си 4.
На том конце повесили трубку, и я поблагодарил моих безразличных фаянсовых божков за то, что овладел шпионским жаргоном. Си 4 - самый высокий приоритет. А Си 5 вообще можно использовать только в случае ядерного нападения. Это должно навести вас на размышление о его значимости. Я надеюсь, что мой фальшивый дарсетский говор хорошо прозвучит на лентах специального отделения. Прошу заметить, что обратился я за помощью не к моей собственной службе, что не послужит поводом для дисквалификации, зато позволит мне избавится от конкурента.