Большие люди
Шрифт:
Но он сумел вовремя спохватиться. Наверное, просто повзрослел. Повзрослел настолько, чтобы задать себе вопрос — что полезного он делает в компании брата, которую тот создавал сам, по крупицам, месяц за месяцем, год за годом? И перед Гошей встал совершенно очевидный выбор: уйти или стать брату настоящей опорой. Он выбрал второе.
Это было адски трудно — возвращать себе то, что он сам упустил из рук. Тем более, что Гришка, он это явно видел, махнул на него рукой. Тем более, что Лариса не желала делиться ни крупицей своей власти, не уступала ни на йоту. Но Гоша потихоньку
Гришино отношение к нему менялось, он это видел. Брат все больше делился с ним своими мыслями, планами. Но все равно некая настороженность присутствовала. Словно Гришка все-таки ждал подвоха. Ну, так он его и дождался.
Георгий раздраженно гасит окурок в пепельнице, саму пепельницу прячет в ящик стола. Шифруется от брата, так же, как в детстве. Ладно, что случилось, то случилось. Уже не исправишь. Надо смотреть в будущее. Гришке нужна его помощь, и он будет помогать брату до последнего, даже если старший будет брыкаться. По Гошиной вине заварилась вся эта каша, и он последний, кто уйдет с этого корабля. Но хочется верить, что до этого не дойдет. А для начала надо покопать под Ларису. Ему нужна уверенность, что он понимает, что происходит с деньгами в компании. И он этого добьется — хочет этого Лариса Юрьевна или нет.
— Гриш… Григорий Сергеевич, вы куда?!
— Дела, Лариса Юрьевна, уезжаю по делам.
— У нас же встреча через полчаса!
— Не у нас, а у вас с Георгием. Я вам там на этой встрече не нужен.
— Гриша…
Он обжигает ее взглядом, и она спохватываются — разговор происходит в приемной, в присутствии посторонних.
— Григорий Сергеевич, но с вами как-то спокойнее.
— Я вам не нянька, — отрезает он. — Вы оба специалисты, вот и проводите совместно переговоры на своем уровне. Олеся, я буду через два часа, — это уже секретарю.
— Хорошо, Григорий Сергеевич, — дисциплинированно отвечает девушка.
Он стремительным шагом покидает приемную. Лариса раздраженно смотрит ему вслед, потом переводит взгляд на секретаршу, и та поспешно утыкается в монитор. У Ларисы хватает ума смолчать. Но сдерживаться становиться все труднее, ей не нравится это ощущение постепенной утраты контроля над ситуацией.
— Куда едем, шеф?
— Салоны, сервисы…
— Куда сначала? В какие?
— Смотри сам. Как тебе удобнее.
Валерий Павлович хмыкает, без труда выкатывая «Тундру» с парковки.
— Вырвался?
Иногда Грише кажется, что Палыч умеет читать мысли. По крайней мере, его, Григория, мысли. Он отвечает нечленораздельно, но в целом утвердительно.
— Достал меня офис, — он стягивает галстук, забрасывает его на заднее сиденье. — Эти бумажки, проблемы, склоки, дрязги… бабы! Хочу посмотреть хоть на что-то приятное. На банку глушителя. Или на задний редуктор. Или на картер. Там все просто и понятно.
— И чтоб масло или тосол в лицо капали?
— Угу, — совершенно не к месту мечтательно.
— Пиджак снимай, — усмехается Гребенников. — Я там тебе в багажнике спецуху приготовил. На твой размерчик. Не в костюме же тебе в яму лезть.
— Хоть ты меня, Валерий Павлович, понимаешь… — вздыхает Гриша.
— Да как не понять, — невозмутимо отвечает водитель. — Бабы и бумаги кого хочешь до цугундера доведут.
Новость «Батька приехал» стремительным колобком прокатилась по сервису. И к тому моменту, когда Григорий, сменивший пиджак на спецовку, вошел в здание автомастерской, его уже встречали.
— Григорий Сергеевич! Вот сюрприз так сюрприз!
— Здравствуй, Леонид.
— Мое почтение! Не побрезгуйте локоть пожать, а то руки в масле…
— А ты все сам, как я погляжу, — Григорий хлопает по плечу старшего механика. — Леня, когда смену себе будешь готовить? Сколько раз тебе говорить — учи молодежь, передавай опыт. А то ручкой мне сделаешь — и с кем я останусь?
— Не бойтесь, Григорий Сергеевич, — смеется Леонид. — Куда я денусь от вас? Пойдемте лучше, штуку одну интересную покажу. Только шагайте тут аккуратнее, а то туфли испачкаете. Здесь у нас не офис.
— Первый раз такой вижу…
— Во! А я тебе о чем говорю, Сергеич! Вот же японцы хитромудрые. Погоди, я сейчас откручу вот тут…
— Угу…
— Ты не угукай, а под руку мне не вставай!
— Так не видно же ничего.
— Пока нечего смотреть, — автомеханик споро орудует ключом на пятнадцать. — А вот если у меня рука сорвется… то ты пары зубов не досчитаешься.
Григорий усмехается и делает пару шагов назад.
— Смейся, смейся… — Леонид до автоматизма отработанными движениями откручивает гайку. — А был такой случай на прошлой неделе…
Григорий уже не усмехается — просто смеется. Как же здесь хорошо. Эта мастерская — его личный антидепрессант.
— Ну, давай же ты, пошевеливайся!
У Люси начинается дергаться висок. Все сегодня не так, с самого утра.
— Ну что вы кричите на ребенка, — не выдерживает она. — Лучше помогите. Вы же знаете, что у него крупная моторика… хромает.
— У него все хромает! Что теперь, всю жизнь его раздевать!
Нет, вот она так и не научилась на такое спокойно смотреть. Или день сегодня такой, что она все излишне остро воспринимает?
— Давайте, я помогу…
— Нет, пусть сам!
— Мне некогда ждать, когда он сам! — она не выдерживает и повышает голос. — Вы у меня не одни, — и уже гораздо более мягким тоном: — Тимофей, подойди ко мне, я помогу тебе раздеться.
Пятилетний мальчик, очень маленький и худой для своих лет послушно подходит к ней, стоит, как кукла, пока Люся быстро и уверенно освобождает его от верхней одежды под раздраженное сопение матери.
Да, и такие тоже бывают. К сожалению даже, таких большинство. Таких вот, как эта густо накрашенная молодая мамаша. Грим, а иначе и не скажешь, у нее хватило времени нанести. А вот пеленку на массажный стол она забыла!