Большое кино
Шрифт:
Намазывая клубничный джем и взбитые сливки на горячие лепешки. Либерти блаженно вытягивала ноги в ожидании Кит Рейсом. В элегантном кафе-кондитерской было столько цветов, что она невольно сравнила себя с эльфом, попивающим чаек на верхушке цветущего каштана. Потом по ней скользнула огромная черная тень, и она поежилась. Бик Кроуфорд… Что за ночка! И до чего некстати! Отвратительный вечер в обществе Бика грозил испортить все впечатление от встречи с Кит, а ведь интервью с ней кое-что значило для Либерти… даже больше, чем то, в чем она была готова себе признаться. Не просто
Вытащив кассеты, Либерти едва не вскрикнула. Когда же Бик успел заменить ее записи двойным альбомом лучших песен Уэйна Ньютона? Вот мерзавец! Она потребовала телефон и в ярости набрала его рабочий номер, чтобы оставить свой, ресторанный. Потом убрала аппарат под стул и жестом показала официанту, что телефон ей еще понадобится.
При появлении в дверях Кит Рейсом Либерти чуть не подпрыгнула от радости. Та же изящная, гибкая брюнетка, которая двадцать лет назад откинула полу палатки, где лежал Стюарт Гранджер, исполнивший в «Наследнице бури» главную роль!
Встретившись с Кит глазами, она подняла палец, обозначая себя.
Кит пересекла зал грациозно и бесшумно, совсем как кошка на бархатных лапках, и Либерти видела, как посетители, поворачивая головы, провожают ее взглядами. Возможно, они не узнавали актрису, а просто отдавали должное ее красоте. На Кит был гладкий черный костюм, жемчужно-серая блузка с вырезом на груди, а ее дымчато-шоколадному загару нельзя было не позавидовать. Подойдя к столику, она протянула Либерти руку. Длинные изящные пальцы, ни колец, ни лака — эта женщина требовала, чтобы ее принимали всерьез.
— Простите, что опоздала; надеюсь, вы не очень долго меня ждали? Вижу, вы уже успели попить чаю.
Ее глаза имели цвет густых джунглей — ради таких и изобретали цветную пленку. В мочке ее правого уха красовалась драгоценность, о которой Либерти говорила Китсия, — черная жемчужина. У Либерти закружилась голова.
Сев за столик, Кит непринужденно поманила официанта, и тот бросился к ней со всех ног.
— Неудобный стул. Будьте добры, принесите другой.
Официант поменял стул, а Либерти подумала, что она, пожалуй, проделала бы эту манипуляцию без посторонней помощи.
— Вам, наверное, все время твердят, что в жизни вы выглядите такой же красавицей, как и на экране…
— Спасибо.
На самом деле она была даже красивее, чем на экране, крепче. На пленке она получалась какой-то хрупкой, как статуэтка из слоновой кости, обернутая в целлофан.
— Я слышала, вы тренируетесь?
Кит царственно наклонила голову:
— Простите, мисс Адамс?
— Вы плаваете?
— Да. — Скупой кивок. — Плаваю.
— Я тоже, но не по семь миль в день. Семь миль у меня наберется разве что за семь лет! — Либерти подобострастно засмеялась. Кит улыбнулась в ответ, но ее глаза оставались холодными, и лишь угольно-черные волосы сияли, словно смоченные водой.
Либерти вспомнила фотографию в старом «Лайфе»: мокрая Кит, вылезающая на мшистый берег. То был эпизод из самого удачного ее фильма. Подпись гласила: «Кто говорит, что киски не умеют плавать?»
— Надеюсь, мисс Адамс, вы сознаете, что мое интервью вам носит чисто информационный характер?
— Мисс Рейсом, вам известно не хуже, чем мне, что никаких информационных интервью не существует. — Благодаря Арчеру она наконец-то подцепила Кит на крючок. Неужели та надеется, что все обойдется одной встречей? Нет, Либерти будет допрашивать ее еще и еще, нравится ей это или нет.
— Почему в таком случае вы отказываетесь уточнить, что за статью готовите? — спросила Кит, в голосе ее чувствовалось напряжение.
— Хочу написать о вас и вашей матери. Вы образуете весьма своеобразный тандем.
— Мы не работаем вместе, — напомнила Кит.
— Я не это имела в виду, — поспешила поправиться Либерти. — До сегодняшнего дня я знакомилась с вторичными источниками информации, заходила с разных углов. Для себя я называю это «системой Расемона». Но теперь, когда вы дали согласие на интервью…
— Расемон? — перебила ее Кит. — Уж не собираетесь ли вы нас насиловать? Помнится, у японцев…
— Нет, такой подарок не годился бы ко дню рождения. Статья выйдет в декабре, когда вашей матери исполнится семьдесят три года.
— Очаровательно! — Лицо Кит сделалось каменным.
— Вы предпочитаете чай или что-то покрепче? — осведомилась Либерти при приближении официанта.
— «Эрл Грей», пожалуйста.
— Ядром материала я собираюсь сделать «Последний шанс», — продолжила Либерти. — В нем вы, как всегда, ставите на мнимых неудачников. Раньше это приносило вам успех. — Она заранее решила, что начнет с этого, избегая слишком личных вопросов, чтобы интервью не приобрело поверхностный характер.
— Неудачники? — Кит посмотрела на свои часики — овал с римскими цифрами. — Боюсь, я не совсем улавливаю вашу мысль, мисс Адамс.
— Ну как же, а «Хейт-стрит», «Дакотцы»? «Последний шанс» — из того же ряда.
— Если вы имеете в виду, что я не следую кинематографической моде, тут вы, пожалуй, правы. Можете называть меня Кит.
— Спасибо, Кит. Я говорю именно об этом.
Либерти вырвала из блокнота испорченные листки и нашарила в сумке карандаш. «Еще не время», — сказала она себе, наткнувшись на черепашку, и, подняв глаза, покраснела: Кит смотрела на нее пристально, не мигая.
— Вас беспокоит ситуация с «Последним шансом»? — поспешила спросить Либерти.
— Беспокоит, — медленно ответила Кит. — Мы столкнулись с кое-какими проблемами и решили притормозить, пока не найдем решение.
— Говорят, каждый день отсрочки обходится «Горизонту» в сто пятьдесят тысяч долларов?
— Я не привыкла разглашать бюджет. Кинофильм надо оценивать по его достоинствам, а не по бюджету.
— Вы хотите сказать, что «Последний шанс» не превысит бюджет? Разве вам не придется раскошеливаться на «золотые» сверхурочные?