Большое сердце маленького воина
Шрифт:
«Прекрати!», кажется, она сказала это вслух.
Сколько ещё можно себя изматывать, надумывая то, чего нет?
Вот если бы её чувства к Осви смогли бы остыть так же быстро, как чай в этой чашке…
… Когда погиб Генрих, Артур с Эдгаром силой захватили власть. У народа Белых Лилий не было возможности соблюсти траур по своему любимому правителю, как полагалось в подобных случаях. Ведь по правилам, заведённым столетиями назад, после смерти короля нужно было выдержать несколько месяцев, прежде чем на трон мог взойти его преемник.
Потом Артур пропал. Скорее всего, его нет в живых. Он стал преемником Генриха незаконно. И о том, чтобы держать траур по нему, в королевстве не могло быть и речи.
Поэтому коронация Гертруды состоялась вскоре после собрания Тайного совета.
Государственные мужи к предложению епископа о назначении его крестницы отнеслись благосклонно.
После торжественной части состоялся праздничный ужин.
Правители соседних государств лично или через своих послов чествовали новую королеву.
Все, кроме Осви.
Тот никак не отреагировал на её приглашение. Его равнодушное молчание говорило само за себя.
Гертруда ему не нужна.
Чтобы думать о нём поменьше (совсем не думать она не могла), новая королева занялась делами.
Первым делом она издала указ о прекращении строительства острогов на острове Смерти. Мужчины, отправленные на остров для работ, наконец смогли вернуться домой к родным и близким. Разумеется, те, кто выдержал его суровые условия и не погиб.
Недостроенные узницы были заброшены. Они зияли на мир тёмными глазницами узких окон и могли запросто навести тоску на любого, проходившего мимо них; особенно в вечернее время суток. Только на острове не было не души.
Постепенно жители Белых Лилий забудут изначальное название острова. «Святой Августин» незаметно канет в лету.
Остров Смерти. Таким он навсегда останется в воспоминаниях народа о тех страшных и тяжёлых временах.
Вторым указом было запретить местным феодалам отбирать землю у своих крестьян и сгонять их с обжитых мест.
— Вместо притеснения народа лучше подумаем, что нам может помочь в развитии овцеводства, — сказала Гертруда на Тайном собрании.
Никогда прежде ей не приходилось говорить речь перед дворцовой знатью. Но отступать было некуда. И, о чудо! Приближённые с интересом слушали её слова. Уже немолодые, уважаемые государственные мужи поддержали новую королеву.
— Многое в этом деле зависит от пород овец, — произнося это, она снова вспомнила об Осви.
Да когда же это закончится?!
— Если наша главная цель — добыча качественной шерсти, то давайте обратим внимание на породы овец. В Хитрых Лисицах король относится к овцеводству, как к целой науке. Он говорил мне, что некоторые ценные породы были закуплены им в Испании. Предлагаю попробовать сделать то же самое. Есть добровольцы, готовые отправиться в Испанию?
— Ваше Величество, простите мою дерзость, — поклонился лорд канцлер.
— Но какие именно породы нам нужны?
— Я, конечно, не разбираюсь в них столь хорошо, как Осви. Но кое-что уже знаю. Предлагаю назначить двух-трёх людей, которые будут заниматься именно этими вопросами. Со мной в Хитрых Лисицах были мои друзья. Их заинтересовало, как выращивают овец у наших соседей. Возможно, вам будет интересно послушать их впечатления обо всём этом.
Епископ улыбнулся, заметив азарт, появившийся в глазах у крестницы. Нет, он не ошибся в ней ни на минуту. Благодаря Гертруде, Белые Лилии поднимут своё могущество и станут процветать. Она не отступится, пока не доведёт до конца задуманное.
Ему нравился энтузиазм, с которым она начала своё правление.
Умному епископу было невдомёк, что действительно стоит за этим рвением и усердием; так старательно она скрывала свои чувства, от которых пыталась убежать.
Вникая в дела королевства и загрузившись ими по полной, Гертруда надеялась отвлечься от навязчивых мыслей об Осви и страданий по нему.
С большим скрипом, у неё это получалось.
Лучше совсем его забыть, раз она ему не нужна.
И тогда в её сердце снова воцарится мир и покой.
Глава 48. Родной очаг
После того, как с Хитрыми Лисицами было заключено окончательное официальное перемирие, Бруно с Мартой вернулись в родную деревушку.
Им повезло, воины Артура не сожгли их деревню.
— Ну вот и дома, — невесело усмехнулся Бруно, глядя на окно, разбитое им при побеге из отчего дома.
Марта робко топталась рядом с сыном, не решаясь войти в свою лачугу.
— Мам, пошли, — Бруно взял мать за руку и решительно толкнул заскрипевшую дверь.
Жилище, бывшее когда-то обжитым и уютном, выглядело теперь неприглядно.
Перевёрнутая скамейка у стены, разбросанная по полу посуда после потасовки со стражником…
Неизменным оставался очаг в центре комнаты.
Он был цел и невредим. И это хорошо. Ведь очаг — главное в простых крестьянских домишках. С ним связано всё, что нужно для жизни — тепло и еда.
Бруно засуетился, сбегал во двор за хворостом. На улице было зябко, и Марту била дрожь.
— Сейчас согреешься, ма, — приговаривал он, разводя в очаге огонь.
Нужно приготовить ужин, поесть и отдохнуть после долгого пути из монастыря. Только из чего он будет готовить?
Бруно пошарил по кухонным полкам, надеясь раздобыть что-то съестное. Сгнившая луковица, засохший кусок хлебной корки. Странно, что мыши не добрались до него.
В дальнем углу отыскалось немного овса.
— Чудесно, сделаем похлёбку.
Марта ничего не ответила. Заметив, что она продолжает стоять посредине комнаты, Бруно поднял скамью и усадил на неё мать.
Она была очень странной в последние дни. Иногда часами хранила гробовое молчание, а иногда вдруг говорила такие вещи, что Бруно делалось не по себе.