Большое зло и мелкие пакости
Шрифт:
Полковник молчал. И Морозов с Дятловым молчали тоже.
— Ты, капитан, по-моему, бредишь, — наконец сказал полковник задумчиво.
— Нет. Нет, товарищ полковник. И записка, адресованная министру, — это просто финт для отвода глаз. Стрелок написал ее, когда увидел Потапова и понял, что у него имеется отличная дымовая завеса. И поддал еще дыму — получите записку с угрозами, только ее и не хватало для стройности всей теории.
— Хороша дымовая завеса, — сказал Морозов, — министр! Да нас за этого министра заставят землю есть. Мы блоху найдем на псарне, а не
— Мы станем искать совсем в другом направлении, Сережа. В том, которое стрелку не опасно. Кроме того, вся тусовка угощалась в спортзале, и записки должны были раздавать там, а Потапова в отдельный кабинет проводили, а там никто, никаких записок не раздавал. Следовательно, тот, кто писал, только на нас и рассчитывал. Потапов ее читать вовсе не должен был. Стреляли в Суркову.
— Зачем? Кто она такая, эта Суркова? — Полковник залпом допил кофе и сморщился. — Сходи, Дятлов, за водой. Такие умозаключения всухую слушать никаких сил нет. Хоть чаю попьем.
— Мария Суркова, тридцать три года, мать-одиночка, секретарь генерального директора телеканала ТВ-7. Окончила Московский авиационный институт. Сыну девять лет, зовут Федор Сурков. Замужем никогда не была, об отце ребенка сведений никаких нет, по крайней мере у нее в паспорте.
— А ты уж и паспорт посмотрел, — пробурчал полковник то ли с осуждением, то ли с восхищением.
Никоненко взглянул на него и ничего не ответил. Хлопнула дверь — вернулся Дятлов с чайником.
— Кружки свои несите, — велел полковник, — соседи вчера день рождения справляли, у меня все чашки поперли. Три стакана только осталось. Но из стаканов сегодня ничего не пьем. Вам понятно, господа офицеры?
Господа офицеры вразнобой покивали — им было понятно.
— Что мне генералу докладывать? Что дело вовсе не в Потапове, а в какой-то там Сурковой? Ему, конечно, может, от этого и полегчает, но, боюсь, не поверит он нам…
— Надо найти человека, который записку Потапову написал, — задумчиво сказал Морозов. — Вряд ли он ее из дома принес, раз до самого вечера не было известно, приедет Потапов или нет. Надо экспертизу провести, и дело с концом.
— В зале было человек сто, — возразил Дятлов. — Мы у всех станем образцы почерка брать?
— Если надо, возьмем у всех!
— Мужики, — вмешался полковник, — точно установить, кто именно там был, невозможно. Никаких приглашений не проверяли. Ну, пришел человек с улицы, сел в углу, а потом ушел. Кто на него станет внимание обращать? Ты вот что, Никоненко… ты поговори с этой самой Сурковой, матерью-одиночкой. Может, оно и в самом деле так, как ты говоришь… Как она? В себя когда придет?
— Врач толком ничего не сказал. Ранение тяжелое, крови много потеряла. В сознание-то она придет, но когда говорить сможет — непонятно.
— И про министра тоже не забывайте! — неожиданно прикрикнул полковник. — Может, прав капитан, может, и не прав! Нам сейчас во всех направлениях рыть надо. Пока “федералы” нас не опередили. Сейчас все по домам и спать. Водку не пить, эротические фильмы до утра не смотреть. Завтра утром всем собраться в моем кабинете. Есть вопросы?
Вопросов ни у кого не было.
— Подожди, — попросил Потапов водителя Пашу, — давай в больницу заедем.
“Мерседес” несолидно перескочил из правого ряда в левый, выровнялся и набрал скорость. Шел дождь, и машин было мало.
Навещать Марусю не было никакого смысла. Вряд ли она уже пришла в себя. А если и пришла, что он ей скажет?
Я очень рад, что ты попалась какому-то ублюдку вместо меня? Я очень рад, что он не убил тебя? Вот я тебе лютиков привез, потому что очень благодарен?..
Ерунда какая-то.
Охрана теперь сопровождала его повсюду, и не было никакой надежды на то, что в ближайшее время ему удастся сплавить их в “Макдоналдс” или еще куда-нибудь. Странно, но он не боялся.
Митя Потапов, первый трус, почему-то не боялся убийцы, который один раз уже попробовал до него добраться. Он был совершенно уверен, что это ерунда. Ошибка. В него никто не стрелял.
И все-таки стрелял.
Почему? Зачем?
Тогда настырному милицейскому капитану он сказал чистую правду — ни у кого не было повода его убивать. Он не контролирует нефтяные и никелевые потоки, не приватизирует заводы, не качает газ. Он занимается своим делом, и занимается неплохо, потому что “наверху” все довольны. Он принимает огонь на себя, в случае необходимости изображает то идиота, то недотепу, то бюрократа — смотря в какой момент что требуется.
Снимает и назначает чиновников. Прикрикивает на разгулявшихся медиамагнатов, которые в гробу его видали, но тоже в зависимости от ситуации иногда делают вид, что его боятся. Лицензирует деятельность издательств. Присутствует на крупных мероприятиях, как отечественного, так и зарубежного разлива. Бесится, если не находит свою фамилию в очередном списке “сопровождающих лиц”. Делает все для того, чтобы фамилия оказалась там, где нужно.
Отстаивает интересы “своих” и прижимает “чужих”. Регулирует рекламу, вернее, не столько рекламу, сколько рекламные денежки. У него это получается виртуозно. Недавно в большом аналитическом обзоре “Коммерсанта” он прочитал про себя, что он, Потапов, — серый кардинал. “Новый Суслов”, так называлась статья.
Статья его разозлила. Упоминались, как водится, Испания, “Мерседес”, дача на Николиной Горе и даже Зоя — чудо из чудес. Ссылались на какие-то телефонные переговоры, на президентское окружение, на “семью”, на все на свете.
Зое статья польстила. Ей нравилось думать, что Потапов именно такой, как написано в статье. Она была его любовницей три последних года и понятия не имела о том, что Потапов просто оказался однажды в нужном месте в нужное время, только и всего.
Он трус. Он боится толпы, скандалов, хамства и одиночества. Он сделал карьеру просто потому, что с детства мечтал ее сделать. Ему очень хотелось сделать карьеру, чтобы родители могли им гордиться. Чтобы мама показывала на работе газету и говорила со скромной гордостью: “Митька у нас молодец”.