Большое зло и мелкие пакости
Шрифт:
Впрочем, все это вилами по воде писано.
Там мог оказаться кто угодно, и никто не заметил бы чужака, там все чужие, да и темно вокруг. И об отношениях Сурковой с одноклассниками он пока ничего не знал.
Все придется проверять.
Проверять, узнавать, выяснять, сопоставлять…
Интересно, поверил полковник в его теорию о том, что стреляли вовсе не в Потапова? А Дятлов с Морозовым?
На крыльце что-то с грохотом упало, покатилось, потом мерно и сильно застучало — кто-то ломился в дом. Игорь поднялся из-за стола
— Заходи быстрее, — велел он, — и не смей на меня отряхиваться!
Буран влетел в дом, покрутил медвежьей башкой, глупо ухмыльнулся, расставил лапы и в ту же секунду бодро обдал Игоря с ног до головы ледяной водой.
— Я же тебя просил!..
Ритуал повторялся изо дня в день с небольшими изменениями. Летом и всегда, когда было сухо и нечего отряхивать, Буран лизал ему физиономию.
— Шляешься черт знает где, а мне потом за тобой полы мыть! — сказал Игорь сердито. — А у меня, между прочим, работа! И я, между прочим, опаздываю!
Буран еще раз встряхнулся и повернулся к хозяину мокрой задницей, демонстрируя полное презрение к таким мелочам жизни, как работа.
— Не смей морду воротить, когда я с тобой разговариваю! Кто вчера на соседский участок метро прорыл?! Кто у ВерИванны всех курей на деревья загнал?!
Буран делал вид, что не понимает, о чем речь, — уши развесил в стороны, вывалил язык и умильно косился на стол, где лежали остатки сыра.
Это было очень непедагогично и вообще вредно для собаки, но Игорь сыр ему скормил.
— Ну и все! И хватит! Сейчас завтракать будешь!
Буран жил в будке, по размеру напоминавшей небольшой коровник, но утром и вечером Игорь непременно запускал его в дом, хотя это тоже было непедагогично и вредно для собаки, и мать очень ругалась, когда обнаруживала на диванной обивке лохмотья Бурановой шерсти. Но приходила она редко, и, как правило, к ее приходу Игорь успевал ликвидировать все следы пребывания Бурана в хозяйских покоях.
Он и вправду опаздывает. Если на въезде в Москву пробка, значит, опоздает как минимум минут на двадцать, это уж совсем ни к чему бы.
Узнать, с кем из одноклассников она встречается регулярно. Узнать, не связана ли она как-то с “самим Потаповым”. Узнать, что связывает ее и подругу — очковую змею. Узнать, кто отец ребенка.
Игорь сунул в холодильник молоко. Оставшийся кусок сыра был маленький и какой-то невразумительный. Отдать, что ли, Бурану?.. Пес слизнул сыр с его ладони, посмотрел признательно и потрусил в ванную, греться у АГВ. Через три минуты ему станет жарко, и, шумно вздыхая, он потащится к двери — проветриваться.
Почему активистка Тамара не раздала записки? Она не могла о них забыть. Такие, как Тамара, не могут забыть о чем-то, если на этом написано:
“В этот радостный вечер,
Когда мы празднуем встречу,
Хотим назад оглянуться
И к детству вновь прикоснуться!”
Прикоснуться они хотят, черт их возьми! Зачем Потапов написал записку Дине Больц? Не устоял? Вспомнил прошлое? Просто резвился? Что значит “Посмотри повнимательнее, это важно”? Куда она должна смотреть и почему это важно? Для кого важно? Для самого Потапова? Для Дины?
Кому адресована вторая записка с инициалами “Д. Л.”? Дине Больц — Лесковой? Дмитрию Лазаренко? Или никому не известной Дарье Лебедевой, которую Никоненко нашел в списке приглашенных?
Вся его интуиция, если только она у него есть, говорит о том, что никому не известная Дарья Лебедева тут совсем ни при чем.
От свитера несло вчерашним табачищем, и он решил надеть водолазку. Авось не замерзнет. А замерзнет, в куртке посидит.
Навстречу ему попался Буран, который, вздыхая, шел охлаждаться.
— Да пропусти ты меня! — сказал ему Игорь и пихнул его в бок. Пихать Бурана в бок было равносильно попытке сдвинуть с места стог сена — пес и ухом не повел.
Собираясь, Игорь метался по дому. Старые полы скрипели жалобно, в шкафу дрожала посуда, пружина в часах отзывалась стариковским хриплым звуком. Игорь Никоненко прожил в этом доме всю свою жизнь и был рад, что дом теперь — его. Он разговаривал с ним, просил потерпеть с ремонтом крыльца до очередных выходных, а с новой плитой — до очередных денег, и дом слушал его, понимал, прощал…
Он налил похлебки в миску, вернее, в небольшой тазик, и скомандовал Бурану:
— Завтрак!
Буран вскочил на ноги, чуть не поддав тазик башкой, застучал по двери хвостом — хотел скорее завтракать. Игорь проводил его до будки, поставил миску на скамеечку, с которой пес ел, и запер дверь.
— Остаешься за старшего! — сказал он громко чавкающему Бурану.
Он знал, что, как только машина тронется, Буран бросит свою похлебку и непременно выскочит к воротам провожать его.
Машина тронулась, пес выскочил, и Игорь посигналил ему на прощанье. Буран гавкнул один раз — солидно, как из бочки. В зеркале заднего вида Никоненко видел его хвост, потрусивший между грязными осевшими сугробами.
Первым делом он позвонит в Склиф. Потом повстречается со свидетелями. Полковник может быть доволен — водку капитан Никоненко на ночь не пил, порнуху тоже не смотрел. Правда, ничего умного капитан тоже не надумал, потому как заснул, едва коснувшись подушки, но зато выспался, а выспавшемуся думать легче.
Кто и зачем пришел на школьный бал с коричневой хозяйственной сумкой, из которой свисали перья жухлого зеленого лука?..
К обеду небо набрякло и налилось чернотой, как синяк под глазом драчуна-пятиклассника.