Большой Боб
Шрифт:
Вид у него всякий раз был такой, будто он посмеивается над партнерами. Он мог небрежно сказать соседу слева, словно карты у того прозрачные:
— Ну-ка, выкладывай короля «пик».
И тому действительно приходилось отдавать пикового короля.
Боб не играл по крупной — чаще всего на угощение. Но если бы захотел, мог бы зарабатывать белотом на жизнь — стать своего рода профессионалом, вроде игроков, что встречаются в маленьких барах на Монмартре да и в других кварталах. Он же довольствовался тем, что каждый или почти каждый год выигрывал чемпионат Восемнадцатого
— Выпили вы много? — спросил я еще у Ленауэра.
— Две бутылки белого.
На четверых это пустяк, особенно если учесть, что в этой четверке были Боб и Ленауэр.
— Спать он пошел сразу, как кончили играть?
— Люлю отправилась первая и зажгла в комнате свет. Я помню ее тень на оконной занавеске: она стягивала через голову свитер.
— Боб ничего вам не сказал?
Джон задумался и не без удивления сообщил:
— Да, действительно. У меня это как-то из головы вылетело. Прощаясь, Боб произнес: «Ты славный малый». И мне еще показалось, что, отвернувшись от меня, он пробормотал: «Умора! На свете тьма-тьмущая славных парней!»
Я не отставал от Джона:
— А во время игры они не ссорились?
Нет. Вопрос был явно дурацкий.
Лампы на террасе погасли. В тот вечер была луна — я это знаю, потому что в Рамбуйе мы с друзьями допоздна пробыли в парке, болтали, слушали кузнечиков. Лениво плескалась Сена; в комнате, где раздевалась Люлю, горел свет.
— Боб поднялся к себе.
Джон занимает комнату на первом этаже как раз под Дандюранами и слышал все, что они говорили.
— Долго они разговаривали?
— Пока не легли. Я слышал, как Люлю сказала: «Тише! Разбудишь господина Метенье». Боба я больше не видел. И утром ничего не слышал.
Не смог мне ничего сообщить и Рири, который, как обычно, ночевал на барже-даче Ивонны Симар, пришвартованной метрах в ста от гостиницы. Об этом все знают, но молчат. На людях он и Ивонна, которая старше его на восемь лет, ведут себя так, чтобы ничем не обнаружить свою близость; они даже не на «ты», хотя в Тийи все друг друга «тыкают». Уходя из «Приятного воскресенья», где она столуется, Ивонна желает Рири, как и всем остальным, спокойной ночи. Он же почти всегда дожидается, пока постояльцы не разойдутся, полагая, видимо, что так обязан вести себя порядочный человек, и только тогда в своем матросском наряде направляется вразвалочку к сходням баржи.
Это, в общем-то, небольшое суденышко; на палубе установлен деревянный домик с двумя тесными каютками и еще один, который служит гостиной и столовой, а также трамплин для прыжков в воду.
Ивонна, дочь адмирала Симара, живет здесь с подругой, толстой девицей по имени Лоранс; они ровесницы, и обе работают продавщицами в доме моделей на авеню Матиньон.
Лоранс, как и остальным, все, конечно, известно. Да и сопоставив количество постояльцев и число комнат, легко убедиться, что для Рири места в гостинице нет.
Но он неизменно дожидается, когда в каютах погаснет свет, и только тогда по доске, служащей сходнями, проходит на баржу. Лоранс рано встает, и поэтому еще до восхода он уже слоняется по берегу. Рири да Леон Фраден — единственные, кто присутствует при отплытии рыболовов и подчас даже подсобляет, если у кого-нибудь не заводится мотор.
Люлю сквозь сон слышала, как поднимался муж, но до конца так и не проснулась.
— Кажется, он поцеловал меня в лоб: я почувствовала прикосновение его небритой щеки.
Рири видел, как Боб в красной рубашке, с накинутым на спину свитером, рукава которого были завязаны на шее, спустился по лестнице. У пристани оставалась всего одна лодка, но солнце еще не взошло.
— Я обратил внимание, что щеки у него красные, как у ребенка, которого вытащили из постели. «Однако холодно», — пробормотал он и поежился. Чтобы завести мотор, ему пришлось раз шесть дернуть за — шнур.
Мотор у Боба был дюралевый, подвесной, в полторы лошадиные силы.
— Он сделал два круга перед гостиницей.
— Смотрел на окна своей комнаты?
— Не знаю, куда он смотрел. Над водой, словно дымовая завеса, висел туман. Боб помчался вверх по реке да с такой скоростью, что лодка наполовину выскочила из воды.
— Он забросил спиннинг?
— Не думаю. Не помню этого. Он сидел неподвижно, держа рукой румпель. Если он и начал рыбачить, то выше, когда я уже перестал наблюдать за ним. Господин Метенье возился со своей лодкой и пробормотал: «Да, бывает, они тоже начинают чем-нибудь заниматься всерьез».
Я уже говорил, что хорошо знаю бьеф. Правый берег здесь довольно высокий, лесистый, лишь кое-где среди зелени видны красные пятна крыш. Левый же — низкий, заросший тростником, куда влюбленные загоняют свои лодки.
Таких, кто блеснит щук, пользуясь спиннингом как дорожкой и плавая на малом газу от шлюза к шлюзу, немного. Большинство удит на червяка или на мушку; они причаливают лодки к кольям, воткнутым в нескольких метрах от берега, и, скрючившись, неподвижно сидят целыми часами, а то и весь день. Леон Фраден, который выглядит заправским браконьером, хотя круглый год носит форму охотничьего сторожа, на неделе подготавливает места рыбалки для своих клиентов; это одна из его обязанностей.
Покусывая, как обычно, усы, отчего они всегда мокрые, Фраден рассказывал мне:
— Когда он отплыл, человек пять уже устроились у своих жердей, а господин Рэм даже поднялся в четыре, чтобы занять место напротив карьера.
Г-ну Рэму под пятьдесят, он начальник отдела в министерстве общественных работ, а в Тийи считается лучшим удильщиком впроводку. Он видел, как Боб плыл на лодке, и даже сделал ему знак держаться подальше и не распугивать рыбу. Нет, у него не создалось впечатление, что Боб тянет блесну. Если бы он блеснил, то плыл бы медленней. В этот момент Боб находился километрах в двух от плотины, к которой, похоже, и направлялся; тут как раз порожняя баржа, поднимавшаяся по Сене, дважды прогудела, сигналя смотрителю шлюза. Суда, которые плавают на буксире или большими караванами, по воскресеньям чаще всего стоят на приколе. Но кое-кто из владельцев самоходных барж работает и в воскресные дни.