Большой переполох
Шрифт:
– Дуй к Кирихаре.
– Да, лейтенант! – Радостно отрапортовала девчонка и поспешно убежала.
Шутка начинала ей нравиться. Во-первых, у капитана Каноги делается такое смешное, растерянное лицо! А во-вторых, ей, Каори, приходится постоянно быть где-то поблизости от лейтенанта Абарая. Они уже несколько раз передавали эту чашку из рук в руки, изымая ее с того места, где она находилась, выслеживая, куда направляется Каноги, предугадывая и подсовывая чашку туда, где та непременно ее заметит. А лейтенант Абарай, когда он так близко, выглядит совсем по-другому. Очень простой в общении, не зазнается, не требует постоянно, чтобы Каори обращалась к нему по форме, и если она, увлекшись,
***
Мичико казалось, что она сходит с ума. Чертова чашка попадалась ей всюду, куда бы она ни пошла! И самое главное, никому больше не казалось это странным. Лейтенант, которого она уже несколько раз допрашивала, в упор отказывался видеть в этой чашке одну и ту же. Ну да, есть сходство, говорил он. Ну да мало ли похожих кружек есть в мире. И главное, он отказывался признавать странным то обстоятельство, что ей, Мичико, в принципе постоянно попадаются на пути кружки.
Много ли надо, чтобы заподозрить себя в сумасшествии? Достаточно убедиться, что другие люди видят этот мир не так, как ты. Лейтенант явно воспринимал все совершенно иначе. Но Каноги не могла сдаться просто так. Она не выпускала из виду Кирихару, – кружка появлялась. Вспомнив, что однажды видела этот предмет в руках лейтенанта Абарая, Каноги послала одного из бойцов, чтобы отвлечь и его. Кружка возникла вновь. Оставалось предположить, что все это не является заговором против нее. И что у нее, видимо, что-то не в порядке с головой.
Кажется, это превратилось у нее в манию преследования. Иначе отчего бы она, тщательно скрыв реяцу, вдруг двинулась, крадучись, вслед за своим лейтенантом.
Так она их и обнаружила. Кирихара, Абарай и еще какая-то неизвестная девчонка укрылись в переулке, и в руках у них была та самая злополучная чашка. Они смеялись, разговаривая, и Каноги с двух слов поняла, что они обсуждают, куда бы эту штуку на сей раз запихнуть. Бешенство охватило Мичико. Да как они смели!
Она шагнула вперед, но учуяли они ее за секунду до этого – по вспышке реяцу. Девчонка пискнула и полностью скрылась за широкой спиной Абарая. А лейтенанты обернулись и замерли растерянно и обреченно.
– Кирихара! – Сквозь зубы прорычала Каноги. Абарай ее в этой ситуации интересовал мало, третья сообщница – и того меньше. Эти двое – случайный эпизод. Можно было считать доказанным главное: все эти годы ее преследовал именно Кирихара. – Как это все следует понимать?
Сю понял, что допрыгался. Позорным поражением завершилась его месть, он погиб, но погибать он намеревался под фанфары. Он всегда знал, что однажды этим кончится, и в планах его не было извинений или объяснений. Кроме одного: за что.
– Все верно, капитан, – сказал Сю. – Это моя работа.
У него под ложечкой разливался холод, внутренности сжимались в тугой комок, но усилием воли лейтенант заставил свой голос не дрожать. От того, как он будет держаться сейчас, зависит, каким его запомнят. И что будет написано на его эпитафии.
– Но… – Вот голос Каноги дрожал. Правда, больше от ярости. – Но за что?!
– Нельзя быть такой занудой, капитан.
– Занудой?! – Мичико задохнулась от возмущения.
– Именно так, – твердо заявил Сю. – Неужели вы не замечаете, что вас все ненавидят? Коллеги смеются над вами и втайне жалеют. Ваше фанатичное следование букве регламента отдает умственной отсталостью. И ладно бы еще вы предавались этому извращению в одиночку. Но вы же и остальных изводите.
– И что?.. – пальцы Каноги задрожали, и она стиснула кулаки. – Что, по-твоему, я делаю не так?
– Да все! – С отчаянной смелостью обреченного рубанул Кирихара. – По-вашему выходит, что боец Готэй – это функция, бездушная машина, которая вся, с ног до головы, посвящена только одному: исполнению устава. Вы полагаете, что у синигами нет ни чувств, ни пристрастий, ни дома, ни личной жизни. Наверное, у вас действительно ничего этого нет. Иначе бы вы знали, что после выполнения обязанностей офицера наступает свободное время. – Тут Сю окончательно воодушевился, и его понесло. – Люди книжки читают, друг с другом встречаются, умные беседы ведут. У них бывают увлечения. Вы задумывались, что некоторые из ваших офицеров пишут стихи? А кое-кто рисует, между прочим. Но вам же наплевать на такие вещи, потому что их нет в уставе.
– Дисциплина необходима! – Взвизгнула Каноги уже истерично.
– Я разве спорю, – по мере того, как капитан теряла над собой контроль, тон лейтенанта становился все более деловитым. – Все правильно: пришел человек утром на службу, встал на пост, и пусть соблюдает. Но вы от него хоть вечером отцепитесь. Ему домой надо. И какая вам разница, как он туда идет? А к другим отрядам вы зачем цепляетесь? Вот уж до кого вам не должно быть дела. Других капитанов зачем воспитываете?
– Ты ничего не понимаешь, дурак безмозглый! – Крикнула Каноги. – Все должны вести себя правильно! Все, поголовно! От капитанов до последнего рядового! Только тогда мы сможем собой гордиться!
– Перед кем гордиться-то? – Спросил Сю уже недоуменно.
– Перед собой!
– Но это даже звучит глупо, – заметил Сю.
Каноги зарычала и затряслась, как закипающий чайник, и вдруг резко развернулась и исчезла в сюнпо.
– Доигрались, – вздохнул Ренджи, первым решившийся нарушить молчание.
– Да уж, – неуверенно протянул Кирихара. – А знаешь, мне ее даже жалко стало. Превратила себя в параграф устава. Она даже не подозревает, что вокруг происходит жизнь.
– Лейтенант Абарай, – жалобно пропищала Каори. – А что теперь с вами будет?
– Черт его знает, – буркнул Ренджи, пожимая плечами. – Зависит от ее фантазии. Ну, скорее всего капитану Кучики скажет. Тот объявит мне выговор и на тренировке сверхнормативно навешает. Это все ерунда. Вот Кирихара влип.
– Я к этому давно готов, – мужественно объявил Сю, сопровождая это заявление обреченной улыбкой. – Когда она меня убьет, напишите эту мою речь на моем надгробии.
***
Смысла оттягивать неизбежное не было, и Сю, еще немного пройдясь, чтобы восстановить некое подобие душевного равновесия, вернулся в штаб. Здесь он закончил работу над некоторыми бумагами, а потом просто достал книжку и принялся ее читать. Капитана не было.
Наверное, она сейчас вовсю жалуется главнокомандующему, прикидывал Кирихара. Тот, конечно, не захочет ничего предпринимать. Такая штука, как невинный розыгрыш, не может считаться преступлением. Но повод бояться у Кирихары все равно оставался. Дело в том, что случайное убийство капитаном своего подчиненного тоже традиционно преступлением не считалось. Умышленное – конечно, каралось. Но разница в силе между капитаном и остальными офицерами слишком велика. Издревле случалось, что в гневе, под влиянием момента, капитан мог отвесить оплеуху бойцу, а тот не выдерживал удара. За такое не принято было судить строго. Все в Готэй на уровне рефлекса знают: хочешь жить – не зли капитана. Древнейшая традиция, возрастом как сами тринадцать отрядов.