Большой словарь мата. Том 1
Шрифт:
Действительно, точка зрения в соответствии с которой употребление матерной лексики – прерогатива низких слоев общества, совершенно неадекватна. Можно сказать, что мат поляризован в своем употреблении – он употребляется без ограничений либо ворами и пьяницами, либо рафинированными интеллектуалами. Обычно матерной речи боится обыватель, воспринимающий мат не как обогащение языка, а как нечто неприличное, чего нельзя произносить при дамах.
Обывательское сознание здесь совершает онтологическую ошибку, отождествляя речь человека с его нравственным обликом. Примерно так поступал обыватель по отношению к Фрейду и его ученикам, о чем мы упоминали в начале статьи. Между тем из воспоминаний известно, что Фрейд не только не был развратником, но был человеком скучным, суховатым, скорее пуританских взглядов, практически очень мало
Ошибка людей, которые судят авангардное поведение, или антиповедение, как его называет Б. А. Успенский, состоит в том, что к этому поведению надо относиться не с этической, а с эпистемологической точки зрения. Это поведение направлено на познание чего-то, чего нельзя познать, оставаясь в рамках дозволенного и общепринятого. И в этом смысле понятно, что в какой-то момент такой человек ведет себя на пределе своих авангардных устремлений, а в какой-то – "как все". Лишь опять-таки обывательское сознание полагает, что философ – это человек, который всегда сидит в задумчивости, приложив ладонь колбу, или что астроном все время смотрит в телескоп. Философ может с утра до вечера пить пиво, а астроном – ругаться с женой (как Сократ). Большую часть времени любой человек, в том числе и авангардный, проводит по эту сторону. Потому что пребывание на границе между этим и тем и тем более по ту сторону невозможно длительное время.
Тип поведениям котором мы говорим, называется трансгрессивным, ™ есть переходящим за пределы (обыденного, дозволенного). Этот-то тип поведения и направлен на познание чего-то неведомого, на поиски смысла, "о котором все равно нельзя сказать, в чем он заключается" (Витгенштейн). Вот как пишет о трансгрессии Мишель Фуко:
"Трансгрессия – это жест, который обращен на предел; там, на тончайшем изломе линии, мелькает отблеск ее прохождения, возможно также вся тотальность ее траектории, даже сам ее исток. Возможно даже, что та черта, которую она пересекает, образует все ее пространство.[…] Она выводит их в область недостоверности то и дело ломающихся достоверностей, где мысль сразу теряется, пытаясь их схватить"
В чем же трансгрессивность, например, автора этой книги, вернее, в чем трансгрессивность факта публикации книги "с названьем кратким Хуй"? Формальным признаком трансгрессивности является выход за пределы общепринятого. Но у трансгрессии должен быть и позитивный эпистемологический аспект. В данном случае это сам факт вынесения на общественный суд того, что до этого пряталось, – мира Хуя во всех его проявлениях. Это примерно то же самое, что преодоление запрета на изображение обнаженного тела в эпоху Ренессанса или на изображение полового акта в кинематографе середины XX века. Это показ "изнанки бытия", как показали ее психоаналитики, открыв бессознательное, детскую сексуальность, эдипов комплекс и комплекс кастрации. Говорить о желании смерти отцу – это в своем роде не менее трансгрессивное поведение, чем "обкладывать хуями" книжный рынок. Мы не случайно заговорили об отце. Условием трансгрессии является воинствующий атеизм (бунт против Бога Отца – те, кто совершал Октябрьскую революцию и строил социализм в нашей стране, тоже несомненно были трансгрессистами). Нигилистическая идея "смерти Бога" была провозглашена величайшим трансгрессистом Фридрихом Ницше (об устранении Бога как непременном условии трансгрессивности пишет и Фуко). Небогобоязненность трансгрессивного человека – будь то маркиз де Сад, Достоевский, Фрейд, Батай или Владимир Сорокин – обусловлена тем, что религиозный человек никогда не станет пытаться входить в те
Важно при этом, что трансгрессивное поведение – это почти всегда кощунственное поведение. Так в средние века на Руси кощунствовали трансгресси-сты-скоморохи. Обычно кощунствуют и дзен-буддисты, которые также чрезвычайно трансгрессивны по своим установкам. Поэтому для них обычны выражения вроде "Будда – это кусок дерьма", "Бог – это старая калоша".
В лексикографическом мире книги А. Плуцера-Сарно, мире безусловно безбожном и кощунственном, на место Бога становится Хуй. Отсюда такие выражения, как "клянусь Хуем", "хуй с тобой", "хуй тебе судья", "хуй свидетель".
Интересно, что в другом своем сочинении А. Плуцер-Сарно наделил фаллическими чертами своего великого учителя Ю. М. Лотмана:
"Бессмертный Лотман стал объектом интеллектуального паломничества, подобно мифологическом русскому Хую, стоящему в центре мира, куда были посылаемы все без-умные, бес-плодные для освящения актом псевдонаучной "мастурбации"
Интересно, что Хуй здесь отождествляется с Arbor Mundi, Мировым Древом, которое по универсальным мифологическим представлениям является центром Вселенной, что является топологизацией идеи универсальности этого объекта, о чем мы писали в самом начале статьи. Напомним также, что А. Плуцер-Сарно составил комментарий к поэме "Москва-Петушки" – сочинению еще одного трансгрессивого персонажа русской культуры XX века – Венички Ерофеева (фрагмент опубликован в[Плуцер-Сарно 2000]).
В облике и поведении Ю. М. Лотмана действительно было много от фалли-чески-нарциссического характера: каждая лекция – триумф интеллекта и акробатической виртуозности рассказчика, каждая новая статья – апофеоз гениальности и сверхъестественных открытий. Маленький, живой и верткий, Юрмих походил не на ортодоксального здоровенного Хуя, а скорее на его антипод, который тоже присутствует в фольклоре и о котором говорят: "Маленький хуек в любой пизде королек".
В отличие от своего учителя А. Плуцер-Сарно внешне напоминает гигантский фаллос. Это человек огромного роста и богатырского телосложения; лихой, веселый и бесшабашный, которого от его героя Хуя отличает только тот факт, что наравне со способностью к энергичному праздному времяпрепровождению для него характерна неуемная работоспособность – о чем, в частности, говорит тот факт, что данная книга является небольшим фрагментом в гигантском фаллическом замысле составления многотомного словаря русского языка, почти в два раза превышающем объем Большого академического словаря русского языка в 17 томах.
Так что нам остается только пожелать автору этой книги, чтобы его грандиозным замыслам суждено было претвориться в реальность.
Литература
Блюм Г. Психоаналитические теории личности. М., 1996.
Джонс Э. Жизнь и творения Зигмунда Фрейда. М., 1998.
Ермаков И. Д. Психоанализ литературы. М., 1999.
Жельвис В. И. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема. М., 1997.
Колотаев В. А. Поэтика деструктивного эроса. М., 2001.
Лакан Ж. Значение фаллоса / / Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или Судьба разума после Фрейда. М., 1997.
Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. М., 1996.
Левин Ю. И. Об обсценных выражениях русского языка / / Анти-мир русской культуры: Язык. Фольклор. Литература / Сост. Н. Богомолов. М., 1996.
Леви-Строс К. Мифологики. Т. 1 Сырое и приготовленное. М.; СПб., 1999.
Лотман Ю. М. Феномен культуры / / Учен. зап. Тартуского ун-та, вып. 463, 1978.
Мелетинский Е. М. Культурный герой / / Мифы народов мира. Т. 2. М., 2000.
Плуцер-Сарно А. Седой шалун: Штрихи к портрету Ю. М. Лотмана / / На посту, 2, 1998.
Плуцер-Сарно А. Некодифицированные спиртные напитки в поэме В. В. Ерофеева "Москва-Петушки" / / Логос, 4, 2000.
Райх В. Анализ характера. М., 1999.
Руднев В. П. Введение в прагмасемантику "Винни Пуха" / / Винни Пух и философия обыденного языка. Изд. 3-е, исправл., доп. и перераб. М., 2000.
Руднев В. П. Ноги в культуре / / Руднев В. П. Метафизика футбола: Исследования по философии текста и патографии М., 2001 (в печати).