Болтливый мертвец
Шрифт:
К счастью, я был в хорошей форме и не опозорился. От камня осталась горстка рыжеватого пепла. Тыындук Рэрэ смотрел на меня, как футбольный фанат на живого Марадону. Куда только подевалась его невозмутимость!
— Ну и дела! — наконец сказал он. — Но почему?..
На этом месте дворецкий осекся, прикусил язык и даже отвернулся. Наверное, испугался, что я смогу прочитать в его глазах окончание фразы, чуть было не сорвавшейся с губ. Но ход его рассуждений и без того был совершенно очевиден.
— Ты хотел спросить, почему мы, такие крутые, до сих пор не расправились
— А разве так бывает? — спросил он. — Признаться, до сих пор я думал, что нет добрых и злых людей, а есть сильные и слабые. И сильные всегда берут свое, если им хочется, а слабым лучше отсидеться в погребе, чтобы остаться в живых…
— В каком-то смысле ты, наверное, прав, — неохотно согласился я. — И все-таки слабые люди часто куда опаснее, уж ты поверь мне на слово!
— Как это может быть? — Теперь дворецкий окончательно забросил свою работу и внимал мне, как провинциальный подросток заезжему гуру.
— Все очень просто. Сильному обычно нет дела до окружающих, — объяснил я. — Тот, на чьей стороне сила, старается обходить других людей стороной, чтобы не зашибить ненароком: ему нечего с ними делить, незачем что-то доказывать… Кому доказывать-то, если остальные просто не принимаются во внимание? А слабый вынужден постоянно бороться за место под солнцем: подпрыгивать, расталкивать всех локтями, глотки чужие грызть. И добром такое мельтешение редко заканчивается. Знаешь, самый опасный злодей, с которым мне довелось столкнуться, когда-то был довольно посредственным колдуном. Ну, не то чтобы самым слабым, но он вечно оказывался вторым — в любой компании! В результате такого наворотил, что… Ладно, это долгая история, и к нашим делам она никакого отношения не имеет. Просто поверь мне на слово: мой друг совсем не хочет обижать обитателей этого дома. Скажу тебе больше: он меня сегодня полдня уговаривал успокоиться. Я ведь, в отличие от него, не так уж силен, а поэтому ужасно рассердился после того, как нас попытались убить…
— Да, нехорошо вышло, — согласился дворецкий. — Если бы господин Маркуло спросил у меня совета, я бы предложил ему попробовать уладить дело миром, договориться с твоим другом, пообещать ему часть доходов от поместья… Но с тех пор, как умер господин Хурумха, мое мнение мало кого в этом доме интересует, — обиженно добавил он.
— А почему ты у них служишь? — полюбопытствовал я. — Извини за бестактный вопрос, но такой парень, как ты, мог бы найти отличную работу даже у нас, в Ехо. Что ты тут забыл?
— Видишь ли, все не так просто, — вздохнул он. — В свое время господин Хурумха спас мне жизнь. А у нас, в графстве Хотта, такой закон: если кто-то спас тебя от верной смерти, значит, твоя жизнь принадлежит ему.
— Как это? — изумился я. — Рабство у вас тут, что ли?
— Не совсем, но… Да, пожалуй, немного похоже. Видишь ли, считается, что, если уж ты побывал в лапах у смерти, твоя жизнь закончилась. И если кто-то тебя спас, значит, твоя жизнь — его добыча. Как на охоте… Вообще-то, иногда спаситель бывает столь великодушен, что отпускает спасенного на все четыре стороны. Существует такой специальный обряд… Но господин Хурумха не захотел меня отпускать.
— Не повезло, да? — сочувственно вздохнул я.
— Ну, как сказать, — протянул дворецкий. — Конечно, покойный господин Хурумха сделал меня своим слугой и заставил принести клятву, что я всегда буду заботиться о его семье… Но если бы не он, я уже много лет был бы мертвецом. К тому же мне неплохо жилось в этом доме, пока старый хозяин не умер. Да и сейчас жить вполне можно… Господин Маркуло, конечно, не такой разумный человек, как его покойный отец. Но ничего: многие люди живут куда хуже, чем я. Даже те, кому приходится заботиться только о собственной семье.
— Да уж, — невольно улыбнулся я. — Разные бывают «собственные семьи»!
— Так что я не жалуюсь, — заключил Тыындук Рэрэ. — Просто хочу сказать, что, будь моя воля, все бы повернулось иначе. Но в последнее время от меня почти ничего не зависит.
— Да, это я понял, — кивнул я. — Слушай, а расскажи мне об этой башне. Почему ее все так боятся? И, если уж речь зашла: ты-то что тут делаешь? Зачем разбираешь эту стену? Работы, как я погляжу, непочатый край.
— Да, эту работу мне, пожалуй, и к следующей зиме не закончить, это я уже понял, — печально согласился дворецкий. — Но госпожа Ули будет недовольна, если я стану болтать о том, что случилось в этой башне. Ты бы лучше у нее самой спросил.
— А она ничего не хочет рассказывать. Только ревет, — я пожал плечами. — Вообще-то, эта грешная башня не самое главное. Я сюда просто из любопытства забрел. Мой друг хочет разыскать Урмаго, а я решил ему помочь. Но пока что-то не получается…
— А вам-то зачем искать Урмаго? — опешил дворецкий.
И мне пришлось в очередной раз толкать прочувствованную телегу насчет замысловатой последней воли покойного Хурумхи Кутыка. Тыындук слушал меня так внимательно, словно от моих слов зависела его судьба. Впрочем, так оно, наверное, и было — в каком-то смысле…
— Вот оно как, — сказал он, когда я умолк. — Ничего удивительного: Урмаго всегда был любимым сыном старика, а уж тот умел отличить спелую пумбу от червивого ореха!
Я хмыкнул, облагодетельствованный свежей пейзанской метафорой. Мой собеседник тем временем что-то усердно обдумывал, печально уставившись на свои ухоженные, как у столичного придворного, руки с удивительно длинными сильными пальцами.
— Скажи мне, только честно, — неожиданно попросил он. — Ты очень хороший колдун? Или, кроме как камни жечь, ничего больше не умеешь?
— Ну уж, по крайней мере, не только камни жечь, — невольно усмехнулся я. — А вот хороший я колдун или плохой — не знаю. Смотря что нужно сделать. Что я точно хорошо умею, так это убивать и уговаривать… Вернее, заставлять людей делать все, что я прикажу. Ну и еще кое-что по мелочам, — добавил я, рассудив про себя, что докладывать этому почтенному человеку об успехах на поприще путешествий между Мирами, пожалуй, не стоит. Ни к чему ему мои многие знания и сопутствующие им многие печали заодно. Своих небось хватает.