Бомарше(Beaumarchais)

де Кастр Рене

«Это приключилось через восемь или десять дней после несчастья с кавалером де С., заплатившим жизнью за свое неосмотрительное поведение. Эта история могла погубить меня, если бы не доброта принцесс, вступившихся за меня перед королем. За разъяснениями по поводу постскриптума к моему письму г-н де Саблиер обратился к Ломюру, у которого я одолжил ему эти 35 луидоров. Самым забавным оказалось то, что это отбило у де Саблиера охоту лично принести мне мои деньги».

И письмо, и более позднее упоминание об этой истории позволяют нам лучше узнать характер Бомарше.

Во-первых, это был человек, не бежавший от стычек, более того, при необходимости

он сам их провоцировал, чтобы самоутвердиться; во-вторых, это был законник или, скорее, педантичный адвокат, составлявший по каждому делу досье в форме речи в собственную защиту. Бомарше был игроком, который не хотел проигрывать ни современникам, ни потомкам, именно поэтому так трудно разобраться в его архивах: не знаешь, где правда, а где вымысел. Будучи изощренным выдумщиком, Бомарше, описывая различные приключения своей жизни, всегда отводил себе в них самую достойную роль: по его глубокому убеждению, он всегда оказывался жертвой ревности, лжи и коварства. Эта роль поверженного и притесняемого, которую он регулярно играл перед публикой, плохо вяжется с общим стилем поведения человека, порой излишне доверчивого в делах, несмотря на весь его скептицизм, но готового подписаться под словами Вольтера, повторенными позже Шамфором: «В жизни нужно быть либо наковальней, либо молотом; мой выбор – не быть наковальней».

Показная скромность и разного рода хитрости и уловки не смогли скрыть того, что Бомарше был очень честолюбивым человеком. Каждый новый успех порождал новые желания. Первые успехи помогли ему обрести уверенность в себе. Потом пришли времена испытаний, которые поначалу повергли его в растерянность, но потом, встряхнув его честолюбие, заставили бороться. Описывая постигшие его несчастья, Бомарше всегда сгущал краски, представляя себя невинной жертвой, причем чем больше было поводов сомневаться в его невинности, тем настойчивее он упирал на это.

Что касается истории с кавалером де С., то она очень смахивает на выдумку и кажется неправдоподобной любому, кто знаком с нравами французской знати XVIII века; в пользу того, что она действительно имела место, свидетельствуют лишь ничтожный эпизод с де Саблиером и хвалебная биография Бомарше, написанная Гюденом.

Точно так же в последующий период громких дел не вызывавшая сомнений попытка подкупа члена суда будет ловко им затушевана, а на первый план выведено неблаговидное поведение супруги судейского чиновника.

Еще позднее, описывая свои приключения в качестве тайного агента короля, Бомарше представит себя достойной жалости жертвой, тогда как изучение официальных документов, не вызывающих сомнений в их объективности, породит множество серьезных вопросов, касающихся его честности и порядочности в делах. Можно сказать, что уловку с лжеисповедником госпожи Франке он повторил на международном уровне. Чтобы разобраться в том, что было плохого, а что хорошего в нашем герое, пришлось сразу взять за правило не принимать за чистую монету свидетельства самого Бомарше, поскольку в своих описаниях он всегда отводил себе исключительно благородную роль. Поборники справедливости иногда лукавят, иногда бывают честны, но когда они со знанием дела и сокрушительно обрушиваются на своих противников, что делал Бомарше, это становится подозрительным, поскольку самыми яростными обличителями мошенников обычно бывают те, кто сам не без греха.

Эти соображения приведены здесь вовсе не для того, чтобы умалить достоинства столь блестящего, энергичного и ловкого человека, а для того, чтобы оправдать необходимость

критического подхода к оценкам и суждениям Бомарше, вызывающим множество вопросов у исследователей. Такая позиция сделает рассказ о жизни Бомарше еще более увлекательным, поскольку не раз будет вынуждать нас отдавать дань необыкновенной ловкости этого человека.

В то время, когда Бомарше занимал незначительную должность при королевском дворе и снискал благосклонность дочерей Людовика XV, он прекрасно осознавал ничтожность своего положения и видел, что аристократы не признают в нем ровню: для вельмож ранга Альмавивы он был всего лишь слугой, подобным Фигаро.

После смерти жены Бомарше, не имевшему других средств существования кроме скромного жалования контролера-клерка королевской трапезы, приходилось особенно туго, ведь ему нужно было не только в достойном виде появляться в свете, но и постоянно выполнять самые разные фантазии принцесс, не имевших ни малейшего представления о проблемах повседневной жизни. О манере поведения этих барышень весьма красноречиво свидетельствует история о том, как принцесса Виктория захотела вдруг айвового мармелада. Ни в одной из лавок Версаля этого деликатеса не нашлось. Людовик XV, пожелавший во что бы то ни стало исполнить каприз дочери, вызвал к себе своего премьер-министра герцога де Шуазеля, и тот срочно отправил в Орлеан, славившийся своим айвовым мармеладом, гонца с запиской от короля к местному епископу с просьбой немедленно прислать в Версаль банку мармелада. Несчастный епископ, поднятый с постели в три часа ночи, в свою очередь разбудил одного из прихожан, готовившего лучший мармелад в городе. Получив то, за чем его посылали, гонец еще до рассвета отправился в обратный путь и, за рекордно короткое время проскакав галопом двадцать пять лье, вернулся во дворец, чтобы доставить мармелад принцессе Виктории, которая уже и думать забыла о своем вчерашнем желании.

Можно себе представить, что воспитанные таким образом принцессы засыпали своего учителя музыки поручениями, нимало не заботясь об их оплате. Чтобы хоть немного успокоить уставших ждать кредиторов, Бомарше заплатил им часть долгов из своего скудного жалованья и остался почти без гроша. Смирив свою гордость, он написал г-же Оппан, домоправительнице принцесс, о своем бедственном положении и сообщил, что ему срочно нужно 1939 ливров 10 су для оплаты заказов принцесс. А дочерям короля он изложил свои проблемы в форме стихотворного прошения:

Иов, господин мой, как похожи наши истории,

Я имел богатство, теперь же у меня нет ни гроша,

И, подобно тебе, я пою славу

Самому великому из королей, сидя на собственном дерьме.

До этого момента моя история полностью повторяет твою,

Мне осталось лишь показать Сатану и его подручных,

Мучающих и обкрадывающих меня,

А потом рассказать об ангелах-благодетелях.

Сатана – это олицетворение неправого суда,

Его подручные – адвокаты и прокуроры,

Которые с помощью угроз и гнусных уловок

Завладели всем моим имуществом.

Небесные ангелы – это прекрасные принцессы,

Чьи сердца – опора несчастных,

Один их взгляд рассеял мою грусть

И стал обещанием счастливого будущего.

Столь искусно составленный призыв о помощи возымел свое действие: счет Бомарше был оплачен, а дочери Людовика XV стали оказывать своему протеже щедрую финансовую поддержку, которую он ловко использовал для закладки основ собственного состояния.