Бомарше(Beaumarchais)
Шрифт:
Пойдя на поводу у чувственности, неожиданно проснувшейся в тот самый момент, когда его мастерство блестящего полемиста заметно поблекло, Бомарше повторил ошибку тех мужчин, которые считают себя молодыми до тех пор, пока способны загораться от любви. Дошедшие до нас фрагменты переписки рассказывают о первой вспышке этой страсти, которая не оставит его до самой смерти:
«Я не хочу вас больше видеть, вы поджигательница сердец. Вчера, когда мы расстались, мне казалось, что я весь осыпан раскаленными углями. Мои бедные губы, о Боже, они только попытались прижаться к вашим губам и запылали, будто снедаемые огнем и жаром… Нет, нет,
Но спустя несколько дней он писал:
«Вы предлагаете мне дружбу, но поздно, дорогое дитя, я уже не могу подарить вам такую простую вещь. Я люблю вас, несчастная женщина, так люблю, что сам удивляюсь! Я испытываю то, что никогда прежде не испытывал! Неужто вы красивее и духовнее всех тех женщин, которых я знал до сих пор?
…Этой ночью я думал, что было бы большим счастьем, если б я мог в охватившем меня бешенстве слиться с вами, проглотить вас живьем. „Ее руки покоились бы тогда в моих руках, думал я, ее тело – в моем теле. Кровь из сердца уходила бы не в артерию, а в ее сердце, а из ее сердца снова в мое. Кто бы мог догадаться, что она во мне? Всем бы казалось, что я дремлю, а внутренне мы бы все время болтали“. И тысяча столь же невероятных идей питали мое безумие.
Как видите, сердце мое, теперь вы не можете хотеть со мной встретиться. Моя любовь особого закала: чтобы что-то могло быть между нами, надо, чтобы вы меня любили, а я, оценивая себя по справедливости, понимаю, что вы меня любить не можете… Поскольку я уже вышел из того возраста, когда нравишься женщинам, я должен бежать от несчастья любить. Надеюсь, что все это постепенно успокоится, если только я не буду вас видеть.
О, госпожа моя, я оскорбил ваши губы, поскольку коснулся их и не умер.
Женщина, верни мне душу, которую ты у меня отняла, или дай мне другую взамен!»
Даже сделав скидку на то, что Бомарше обожал разыгрывать комедию, все же следует, наверное, признать, что влечение их было взаимным. Амелия Уре де Ламарине, провинциалка, только открывавшая для себя парижское общество, возможно, считала, что самый короткий путь к знакомству со знаменитым мужчиной лежит через его постель. А Пьер Огюстен, которому новые семейные узы, видимо, уже стали казаться путами, с радостью бросился в омут любовного романа.
Эта связь, последняя в жизни нашего героя, сыграет двоякую роль в оставшиеся на его долю годы. В минуту опасности эта немного сумасшедшая любовница пойдет даже на то, что своим телом заплатит за свободу возлюбленного, чуть было не погибшего в водовороте революционных потрясений.
При всем при том излишне темпераментной Амелии Уре де Ламарине, по всей видимости, было мало тех любовных утех, что ей мог дать стареющий Бомарше; ее письма к молодому любовнику не оставляют никаких сомнений на этот счет.
И наконец следует заметить, что если в последние годы жизни связь с пылкой женщиной, находившейся в самом расцвете сил, сократила дни шестидесятилетнего любовника, то и появление г-жи Уре де Ламарине в его жизни стало для Бомарше началом новой полосы драматических событий – он оказался втянутым в очередной скандальный процесс.
Глава 45ТЯЖБА С КОРНМАНОМ (1787–1789)
Слабость
Ничем не объяснимое отступление Бомарше под натиском Мирабо стоило ему потери народной любви, так что появившийся анонимный памфлет «Письмо парижской публики Пьеру Огюстену Карону де Бомарше» снискал огромный успех. В этом пасквиле вновь смаковались некоторые факты жизни автора «Женитьбы Фигаро», причем особый упор делался именно на его перепалке с Мирабо. Автор памфлета утверждал, что Бомарше, «после того как получил сотню ударов палкой и был с позором сброшен в сточную канаву, не нашел ничего лучшего, как спастись бегством и укрыться в своем кабинете».
Эти грязные нападки, свидетельствовавшие о потере Бомарше популярности, вдохновляли его врагов и вселяли надежду в тех, кто желал поквитаться с ним, что теперь им удастся взять реванш.
В такой вот обстановке в феврале 1787 года появился новый памфлет, озаглавленный «Мемуар по вопросу адюльтера, совращения и диффамации, касающийся г-на Корнмана, его супруги, г-на Доде де Жоссана, г-на Пьера Огюстена Карона де Бомарше и г-на Ленуара, государственного советника и бывшего начальника полиции». Напечатанный без указания имени издателя, этот весьма своеобразный текст представлял собой изобличающий документ, адресованный широкой публике вместо того, чтобы стать предметом судебного разбирательства. Подписанный никому не известным именем Корнман и явно метивший в Бомарше, чтобы замарать его причастностью к делу об адюльтере, этот мемуар, как открылось позже, принадлежал перу одного ловкого, пока еще не снискавшего славы, адвоката, которому было уготовано судьбой сыграть заметную роль в Учредительном собрании.
Звали этого человека Бергас, родом он был из Марселя, а адвокатом эльзасского банкира Корнмана стал с единственной целью – публично одержать победу над Бомарше.
Что же касается той темной истории, о которой шла речь в памфлете, то произошла она в 1781 году. Бомарше как-то ужинал у своих друзей и должников – принца и принцессы Нассау-Зиген, и те попросили его заступиться за одну молодую даму, которую муж полгода назад засадил в тюрьму, добившись с помощью уловок королевского ордера на арест.
Сами супруги Нассау-Зиген уже выступили в защиту несчастной жертвы произвола и теперь хотели, чтобы их талантливый друг присоединился к ним и помог урегулировать это дело.
История молодой особы, заключенной в тюрьму по королевскому ордеру, заинтересовала Бомарше: у него появилась возможность спасти «существо того пола, которому все прощается», и одновременно выступить против беззакония. Ну как тут можно было остаться равнодушным! Однако поднаторевший в судебных разбирательствах, Бомарше, вместо того чтобы очертя голову броситься на помощь узнице, как поступил бы раньше, на сей раз потребовал дополнительной информации и, лишь получив ее, решил принять сторону пострадавшей.