Бомж

Путилов Роман Феликсович

В инвалидной коляске, выставив вперед загипсованную ногу, в мою сторону быстро катил Олег, внешне напоминающий какого-то итальянца в фильме про Ленинград. Сзади коляску, с силой навалившись на нее, толкали двое молодых людей, судя по застиранным, коричневым, больничным халатам, двое «срочников» из команды выздоравливающих, а сзади, бежала и что-то кричала, запинаясь на высоких каблуках, держащаяся за щеку, Олеся.

Не доехав до меня несколько шагов, солдатики, по окрику Олега, остановились и, размахивая парой купюр, зажатой в руках, бросились к стоящему на автобусной остановке, коммерческому киоску, а коляска. Влекомая силой своего седока, медленно двинулась ко мне.

— Привет, Олежа! — вежливо поздоровался я: — Хреново выглядишь.

При этом я не имел в виду гипс и прочие последствия ранения — лицо Олега, от дурной, прилившейся крови, было похоже на темно-красный кирпич, так что я боялся, что у моего оппонента случиться кровоизлияние, и он уйдет, не дав мне насладится местью.

— Ты что о себе возомнил, урод! — Олега трясло от ненависти: — Ты как посмел вылезти из той дыры, куда я тебя отправил? Да ты должен быть счастлив, что живой остался, спрятаться в тайгу и сидеть там, обсираясь каждый день, от одной только мысли, что я тебя найду!

— А ты не боишься, что я сейчас поеду в прокуратуру и все им расскажу?

— Не боюсь! Ты никто и звать тебя никак. А я лучший опер района, меня даже скоро орденом наградят!

— А, так это у нас так награждают! — я улыбнулся: — Когда ножка заживет, ты мне только скажи — я тебе еще раз устрою, может второй орден дадут…

— Так это ты?! — Олег от ярости попытался порвать воротник пижамы, но сил не хватило — силы оставались лишь на то, чтобы гонять желваки и скрипеть зубами: — Я тебя падаль в следующий раз не просто убью! Я в следующий раз сначала. На твоих глазах убью

твоих родителей, Наташу, Кристину!

Судя по его крикам. Речь шла о ком-то, очень мне близком, но мне было все равно. Очень хотелось ударить, плюющегося слюной, отчаянного раненного, ударом ноги сбить коляску и потом, долго, с остервенением, втаптывать Олега в асфальт, но вокруг было слишком много народу, да и солдатики –рикши, уже возвращались от киоска, поэтому я только печально потрепал его по плечу:

— Выздоравливай Олег, скоро увидимся.

Я вывернул в поток, проехал двадцать метров и встал возле остановки автобуса, наблюдая в боковое зеркало, как Олег очень долго орал на жену, после чего попытался ее ударить, но девушка успела отскочить в сторону. В довершении разговора, раненого героя покатили обратно в госпиталь, а Олеся, держась за опухшую щеку и утирая слезы, двинулась мимо меня, к автобусной остановке. Когда девушка поравнялась с машиной, я с силой вдавил кнопку звукового сигнала и помахал рукой, привлекая внимание Олеси.

Та, не чинясь, села рядом со мной, после чего, в упор, посмотрела на меня.

— А ведь ты обманул меня, Паша. Олег…- девушка болезненно поморщилась: — Сказал мне, что вы совсем не друзья.

Глава 9

Глава девятая.

Легализация. Попытка номер раз.

Июль 1993 года.

Локация — квартира Князева.

Когда я подъехал к дому Олеси, она, что всю дорогу отворачивала от меня ту половину лица, где краснел отпечаток ладони мужа, повернулась ко мне, неотрывно смотря в глаза своими серыми, отчаянными глазами, и цепко, до боли, ухватив меня за руку.

— Пошли ко мне. — хриплым голосом скомандовала девушка и мне пришлось подчинится.

В подъезд мы заходили под руку, под внимательным сканированием десятка глаз местных пенсионеров.

— Здрасьте. — весело оскалилась им моя попутчица.

Суровое молчание было ей ответом, зато, стоило входной двери захлопнутся за нами, как при подъездная лавка взорвалась шумом обсуждения морального облика жены милиционера Князева — шалава и проститутка были самыми цензурными словами.

Спрашивать, как девушка собирается жить тут дальше было бесполезно — сквозь тонкую ткань летнего платья я чувствовал, как Олесю разрывает клокочущая ярость.

В голове мелькнула стыдливая мысль, что я понапрасну девушку сгубил, испортил ей жизнь.

— Олеся…- я замер на пороге распахнутой двери квартиры: — может не надо?

— Вот ты лучше заткнись! — прошипела брюнетка, и как морковку из грядки, забросила меня через порог квартиры и захлопнула тяжелую дверь, отрезая путь назад.

Через час, лежа на моей груди и выводя наманикюренным пальчиком только женщинам известный узор, Олеся попыталась успокоить мою совесть:- Ты, Паша, тут вообще не причем, все давно к этому шло. Живем мы плохо, я, кроме как «где жрать», «почему дома не убрано», от Олега давно ничего не слышала. Даже, когда он в больницу сейчас попал, была вынуждена отпуск взять, чтобы «любимого мужа» каждый день горяченьким кормить, и судки эти проклятые через весь город таскать, так как Олежа больничную еду есть не станет, он себя не на помойке нашел. Вот сейчас трахнусь с тобой еще один раз, чтобы память осталась и начну собираться. Не могу я с ним жить, уеду, куда подальше, может быть не найдет. Ты конечно меня подставил сегодня, но, по большому счету, мой уход был только вопросом времени — не хочу больше по лицу получать от «любимого мужа». Раньше он немного стеснялся, бил дома, когда мы наедине оставались, старался, чтобы следов не было, расчетливо так, в пол силы, а сегодня, когда я сказала, что сослуживцу его машину вернула, прямо при соседях по лицу заехал, особо не стесняясь. Ты скажи только, что между вами произошло, хоть буду знать, за что точно по морде получила.- Убил он меня две недели назад. Вместе с Серегой Варенниковым попросили подвести, а потом по голове, как я понимаю, дали. Я себя помню только с момента, когда я лежу голый на берегу речки, а они решают, привязать мне на шею железяку, чтобы сразу утопить или немного пятки подпалить, чтобы рассказал, где у меня деньги лежат, а то моей машины им моей недостаточно. Ну я собрался с силами и в воду опрокинулся… Муж твой в грязь лесть не захотел, а когда Вареник с дровами прибежал, я уже уплыл далеко. Он за мной гнался по берегу, хотел камнем голову пробить, но не попал — меня к противоположному берегу течением отнесло. Так что, знаю я, что со мной сделали, а вот за что — сказать не могу, все как в тумане.Но, получается, либо мне жить, либо Олежке твоему — вместе нам жить будет тесно.- Ой ты бедненький…- сделала жалостливое лицо Олеся: — Совсем ничего не помнишь? Ну, иди сюда, я тебя пожалею.Сильные руки прижали меня к мягкой женской груди, и мы снова начали мстить своему обидчику, пока хоть таким образом.Следующим утром меня разбудил запах кофе, доносившийся из кухни.Из моей одежды вокруг кровати я ничего не обнаружил, поэтому пришлось идти на бодрящий запах в чем мать родила.Олеся крутилась у плиты в коротеньком халатике, который не мог скрыть ее округлых прелестей. Не, не… — девушка пискнула, когда я ухватил ее за попу: — Давай не сейчас, после ночи все болит. Иди в ванную, там твои вещи должны были уже высохнуть.В небольшой ванной комнате, на натянутых лесках, висела моя выстиранная одежда, причем не только «бомжатская спортивка», но и джинсы с футболкой, которые до этого лежали в багажнике «Ниссана». Значит, пока я спал, наслаждаясь чистым постельным бельём и мягкостью матраса, Олеся сходила вниз, собрала мои вещи и привела их все в порядок? Просто чудо, а не женщина, повезло с ней Князеву. Чистый, одетый в свежее и довольный жизнью, я вышел из душа и в коридоре запнулся о свою сумке, в которой звякнули друг о друга мои пистолеты. Хозяйственная женщина прихватила и их, хорошо, что стирать не стала, или как там, в каком-то фильме, мыть мыльной водой и ершиком, и смазывать подсолнечным маслом.- Паша, ты меня на вокзал добросишь? — Олеся дождалась момента, когда я сыто отпал, съев два огромных бутерброда с сыром, маслом и колбасой и выпил большую чашку кофе.- Отвезу. А когда и куда ты куда собралась?- Я решила, что нам с Олегом надо пожить отдельно. Поеду к подруге, подам на развод. — А, жить то, на что собираешься?- Сейчас. — Олеся вышла из кухни, несколько минут из комнаты доносились звуки возни. После чего она вернулась и, убрав со стола тарелки, положила на клеенку потертый «дипломат».Я конечно ожидал, что, как в третьеразрядном кино, чемоданчик будет плотно забит пачками долларов, но в реальности все было более прозаичным — несколько пачек рублей, стопка долларов и немецких марок. Не знаю, по какому принципу Олеся делила денежные знаки, но примерно половину она оставила в чемоданчике, вторую же забрала себе, разложив разными частями в сумочку, бюстгальтер и небольшой чемоданчик.- Если ты готов, то можем ехать. — меня ненавязчиво выставляли из квартиры. Но в общем девушка была права — мало ли кто мог сюда заявится. Написав короткую записку, Олеся подвинула мне чемодан, сама подхватила сумочку и зазвенела ключами. — Я Олегу написала, что даю ему три месяца съехать из квартиры и подаю на развод.- Что, квартира твоя? — я придержал дверь подъезда, выпуская Олесю на улицу, после чего вышел сам — засады, к моему облегчению не было, и мы двинулись к стоящему поодаль автомобилю- Квартира моя, Олег прописан у родителей, в Цементске, но у него дача есть, ты же видел, в ней вполне можно и зимой жить.- Извини, Олеся, хотел насчет дачи узнать — я там в погребе видел металлическую дверь-не дверь, в общем, какой-то люк…- Это все к Олегу, я не знаю, что это. Он сам мастера нанимал, сам ему помогал, я не знаю, не разу не видела эту дверь открытой…Олеся лукаво взглянула на меня:- Но, если тебе интересно, за этой дверью смерть Кощеева…- То есть? — я повернул руль, и мы выкатились на улицу Полярников, впереди виднелось здание железнодорожного вокзала.- Я один раз видела, как Олег в погреб спустил два ящика, зеленых, я бы их назвала военными. А когда, через час, я спустилась туда за огурцами, то ящиков там уже не было.- Понятно, спасибо. — я припарковал машину среди разномастных такси:- Тебя проводить?- Нет, спасибо. — Олеся приняла у меня вещи: — Лучше будет, если никто знать не будет, куда я поехала. — Ну тогда прощай. — я поцеловал в, пахнущие клубникой, сладкие губы: — Спасибо за все. Будет нужна помощь — знаешь, где меня можно найти.- Ловлю на слове. — Олеся погладила меня по руке, подхватила чемоданчик и пошла в сторону огромного, наполненного, спешащими куда-то пассажирами, встречающими и провожающими, здания, выполненного в виде паровоза, мчащегося на Восток.Ко мне уже спешила несколько таксистов, желающих предъявить, что это их место, но я скандала затевать не стал, вырулил от поребрика и бездумно поехал по городу, абсолютно

не зная, что делать дальше. Остаток дня я провел на бывшем каменном карьере в Левобережье, бездумно лежа в траве, глядя на беспечный народ, что отдыхал на берегу котлована, превратившийся в своеобразный пляж, а, с наступлением темноты, поехал к дому, обозначенному, как место проживания старшего лейтенанта Павла Громова.Локация — дом, в котором расположена квартира Громовых.Машину я припарковал в соседнем дворе, после чего сделал круг вокруг дома, присматриваясь и принюхиваясь к окружающему пространству.Оружие я оставил в машине, уложив пакет с пистолетами в нишу запасного колеса — идти в квартиру с «криминальными» стволами было откровенно «стремно».У подъезда дома, на скамейке «зависали» две личности, которых я сразу идентифицировал, как «пробитых» наркоманов, но, при наличии ножа в кармане, эти два, изломанных судьбой тела, сидящие с поникшими головами, опасности для меня не представляли. До своего этажа я пошел пешком. Где-то наверху кто-то что-то бубнил, в несколько голосов, но на засаду это было не похоже. Какая-же это засада, если я их слышу, буквально, с первого этажа. К сожалению, собрание молодежи происходило, на площадку выше, чем располагалась моя квартира, но подниматься эти несколько ступеней, чтобы выгнать посторонних, мне не хотелось — все мысли были о том, кто или что ждет меня в квартире, возле перед которой я замер в нерешительности с связкой ключей в вытянутой руке.- Бля, пацаны, это же он! — справа, выше, колыхнулась темная фигура. Потом к ней шагнула еще одна.Я не успел осмыслить такую популярность у местной молодежи, когда к двум застывшим, темным силуэтам, присоединился третий, который очень громко зашептал:- Пацаны, бля буду, это он! Че стоим?Человеческие фигуры зашевелились, а через мгновения раздались звуки, однозначно показавшие, что это за комитет по встрече здесь образовался — звук снятого предохранителя и взводимого затвора я не перепутаю ни с чем. Я уже бежал вниз, по лестнице, с такой скоростью, с которой никогда не бегал, когда за моей спиной ударили одновременно несколько автоматных стволов, шпигуя тесное пространство лестничной площадки длинными, безумными очередями. Я несся вниз и мне оставалось пробежать совсем немного, когда на первом этаже хлопнула входная дверь и в узком промежутке, между перилами, появилось бледное лицо, с вытаращенными глазами, в котором я узнал одного из давешних наркоманов.- Ильяс, это он! — «наркоша» вытянул руку, на конце которой оказался черный пистолет… Я отпрянул от перил и снизу раздались выстрелы и звуки рикошетов. Сверху бежало несколько убийц с автоматами, снизу стреляли из пистолетов, я понимал. Что мне пришел полный писец. В подъезде спрятаться негде, умирать, забившись за трубу мусоропровода или нырять в эту вонючую трубу мне не хотелось, поэтому я бросился вниз. Внизу мелькнули фигуры двух человек, что пыхтя, быстро топали наверх, сжимая пистолеты в руках. Один из них поднял голову, осклабился и начал поднимать руку с оружием, когда я, гигантским прыжком преодолел все ступени лестничной площадки, пинком ноги распахнул дверь на общественный балкончик, и вскочив на парапет, шагнул вниз. Удар по ногам меня шокировал, ноги мгновенно онемели, я упал с высоты площадки между вторым и третьим этажом, чудом не попав на бетонную дорожку, что шла вдоль стены дома, а безжалостно сминая какие-то цветочки. Наверху что-то обиженно заорали, а я, не оглядываясь, не чувствуя ног, что-то, внизу, переставляя, бросился в сторону соседнего двора, где у меня была припаркована машина, а значит, единственный шанс на спасение. За моей спиной что-то ударило в асфальт, запахло химией, а потом меня накрыла волна жара. Я не выдержал, оглянулся и взвыл от страха — буквально в паре метров от меня, среди разбросанных по асфальту стеклянных осколков и вонючей жидкости, рвалось вверх жаркое, подпитанное химией, с черным дымом, пламя. Эти уроды, которых я уделал бы всех, встреться с ними один на один, чуть не сожгли меня каким-то «коктейлем Молотова»!Головы, торчащие на балконе, откуда я только что спрыгнул, поняв, что вновь меня не достали, стали. Одна за другой, исчезать из поля зрения, и я вновь побежал. Вернее, попытался побежать, однако ноги перестали меня слушаться, просто подломились, накрыв меня, до самой макушки волной жара и боли. Наверное, я бы потерял сознание, если бы не отдавал себе отчета, что через несколько секунд из подъезда, один за другим, начнут выбегать мои преследователи и тогда жить мне останется несколько мгновений.Я попытался ползти, но ног не чувствовал совсем. Да и руки как-то ослабели, не вытягивая, мгновенно, ослабевшее тело. До соседнего двора оставалось преодолеть около тридцати метров, но, наверное, до своей машины я смогу добраться только при следующем перерождении, если оно конечно будет. Я повернул голову, осмотрелся и начал двигаться единственным доступным мне способом передвижения — покатился вбок, в густые кусты сирени, что местное домоуправление собиралось который год вырубить, по жалобе одной местной жительницы, якобы страдающей аллергией именно на запах цветов этого растения.Я вкатился под густую листву и, как червяк, отчаянно изгибаясь и почти теряя сознание от волны боли, стал пытаться втиснуться среди кустов. — Где он? Кто видел, куда он сдриснул7 — несколько человек, тяжело дыша, стояли буквально в паре шагов от меня: — Давай, ты туда, вы туда…- Ты, Мазай, что — обдолбаться успел, пока мы этого черта ждали? Через три минуты здесь менты будут и нас всех повяжут!- Давай посмотрим по кустам хотя бы здесь! Мы же барабулек не получим, если не найдем и не кончим его. Тем более, я четко видел, что я его зацепил! Он не мог далеко уйти!- Мозги ты свои зацепил, Дуремар, в момент своего пьяного зачатия! Если сейчас не свалим, нам всем кабзда придёт. Пошли бегом отсюда! Дуремар, тебя лично предупреждаю — если запалишь нас, лично тебя кончу! Пошел отсюда.Я лежал, не шевелясь в кустах, сжав в руке нож, понимая, что стоит только настырному Дуремару сделать шаг в сторону, и он увидит мою светлую футболку и тогда все будет кончено. Но случилось чудо, никто не полез в куст сирени, народ, что топтался рядом со мной, стал шустро разбегаться в разные стороны, и я позволил себе потерять сознание. Очнулся я от света фиолетовых мигалок, светящих прямо в глаза — несколько милицейских машин стояли у моего дома, а кто-то громко и дурашливо докладывал, очевидно, прибывшему начальству, что «товарищ майор, собака след не взяла, ввиду применения преступным элементом особо ядовитого горючего вещества. Разрешите отбыть на базу?». Суета шла несколько часов, и я ребят в серой форме понимал — не каждый день стреляют в городе устраивают расстрелы из нескольких стволов автоматического оружие, в результате которого милиция не может найти, пробитый десятками пуль, изорванный в клочки, труп жертвы. Соответственно, завтра, начальник местной милиции не сможет даже доложить на брифинге в ГУВД, что основная версия преступления — коммерческая деятельность убитого. Я попытался вспомнить, кто жил со мной на лестничной площадке, но не смог — не один образ в голове не появлялся.В следующий раз я очнулся, когда начало светать — серое небо было видно сквозь густую листву, а возле меня кто-то ходил и фыркал. Я попытался повернуться, чтобы рассмотреть. Кто фыркает под самым ухом, но забыл про свои ноги и мгновенно отрубился от боли. Последнее, что мелькнуло в сознании — какая-то черная морда зверя, что лезет ко мне через ветки. Испугаться и заорать сил у меня не осталось. Следующее пробуждение произошло, как не удивительно, в салоне моей машины — я лежал на заднем диване, ноги просто горели огнем, а надо мной висела, однозначно, женская грудь, укрытая тонкой тканью рубашки и светлые, практически серебристые, волосы. Тонкая рука, появившаяся откуда-то сбоку, отвела платиновую волну волос в сторону и я увидел женское лицо, с серыми, грустными, как у Богоматери на иконах, скорбными глазами.Девушка сунула мне под нос что-то вонючее. Режущее мои ноздри и, увидев осмысленность в моих глазах, заговорила, как будто продолжила, давно идущий, разговор: — Скажи, Громов, кто я для тебя?

Глава 10

Глава десятая.

Главное — здоровье.

Июль 1993 года.

Локация — где-то в Городе, салон автомобиля.

— Кристина? — наугад назвал я всплывшее в голове имя.

— Да нормально все с Кристей…- отмахнулась девица: — Прекрасно проводит время с твоими родителями на даче и о беспутном папашке почти не вспоминает. И родители твои здоровы, если вдруг, совершенно случайно, тебе это интересно. Ты давай, не увиливай от вопроса и отвечай!

— Ты для меня самая обаятельная и привлекательная… — с вопросительными нотками ответил я — девушка мне действительно очень понравилась, но ведь могли быть нюансы.

Блондинка от возмущения даже задохнулась, но потом справилась с собой и, мстительно, вновь сунула мне под нос вонючую ватку с нашатырем.

— Если это правда, что ты говоришь, то почему, когда мне требуется твоя помощь, ты исчезаешь? Почему ни один твой телефон не отвечает, когда бы я ни позвонила, хоть ночью, хоть ранним утром, хоть вечером, а в квартире, такое ощущение, что ты месяц не появлялся? Почему продукты в холодильнике в плесень превратились, всюду пыль и еще…

Девушка, очевидно, вспомнив что-то неприятное, отвернулась от меня, как будто собиралась заплакать. А я только лежал, хлопал глазами и пытался понять, что мне делать дальше.

Блондинка вновь повернулась ко мне.

— Я понимаю, что официально я тебе никто, но мы, вроде бы, не чужие люди. Ты мне обещал, что всегда поможешь мне в любой ситуации. А тут ты пропал, никто не знает, где ты. Приезжаю в Город, в двери записка от твоего отца. Чтобы ты забирал Демона, а то он колхозных коров пугает….