Бомжонок
Шрифт:
Сенька не побоялся заявиться домой и забрать свои вещи, чем вызвал панику у перепуганной тётки.
– Хулиган! Разбойник! – раскричалась она. – Милицию сейчас вызову!
– Где мои вещи? – спокойно спросил он, увидев в отделении кухонного шкафа, которое отводили ему в пользование родственники, кастрюли и сковородки.
Дядя под несмолкающие вопли жены вынес потрёпанную сумку с оторванной ручкой.
– Вот, – с неизменно-виноватым видом сказал он.
Сенька прошёл в комнату, которая когда-то принадлежала ему, окинул её грустным взором,
– А спрашивать не надо? – взвизгнула тётка.
– Эту гитару мне батя подарил! – заявил парень с таким напором, что вздорная баба испуганно округлила глаза.
– Ишь ты! Настоящий бандит! – завопила она. – Девочки, звоните ноль-два!!!
Паренёк молча покинул квартиру, которая была когда-то его родным домом.
– И не приходи больше сюда! – донеслось из-за закрытой двери.
Мальчик слонялся по городу, пел в электричках и в поездах метро. Играть на гитаре он научился в школьном кружке. Подавали немного, но на еду хватало. Ночевал в подвале полуразрушенного дома. Сенька Моряк не хотел походить на привокзальных беспризорников, он старался всегда быть аккуратным, следил за своим внешним видом. Он принял твёрдое решение: каждый день откладывать половину заработка, чтобы накопить на билет. И пока у него получалось.
Однажды он увидел, как привокзальная шпана избивает мальчишку. Вступился. Заслышав милицейский свисток, беспризорники разбежались, а Сенька Моряк, получив за компанию свою порцию синяков и шишек, приобрёл нового товарища.
– Ты откуда? – спросил он паренька, едва отдышавшись. – Ты с этими? На вокзале живёшь?
– Нет. Я вообще нигде не живу, – ответил тот. – Да и они не в самом вокзале околачиваются, а неподалёку. Кто – под платформой, кто – в одном пустующем доме на чердаке. Там раньше тусовались взрослые бомжи, я видел. А эти их прогнали. Так исколошматили дядек, что те больше не сунулись.
– Как звать-то тебя?
– Федькой.
– Фёдор, значит.
– Ага.
– И за что же тебя, Фёдор, били?
– Я руку пассажирам подавал. Это бизнес такой. Но я не из их компании. Они говорят, что я не на своей территории работал.
– И в чём бизнес?
– Ну, ты руку подаёшь, когда пассажиры из вагона по лесенке сходят, типа, помогаешь. А они за это тебе что-нибудь дают. Оставшиеся продукты там, или монетку…
– Ясно. Выходит, ты не выдержал конкуренции.
– Выходит.
– А как на улице оказался?
Паренёк насупился.
– Ладно, потом расскажешь. Ты петь можешь?
– Могу. Только у меня слуха нету. Так училка по пению говорила.
– А лет тебе сколько?
– Скоро двенадцать…
Слуха у Федьки и правда не оказалось, хотя голос был звонкий.
Жили теперь они в подвале вдвоём и по электричкам ходили вместе: Сенька пел под гитару, а Фёдор держал коробку, куда пассажиры складывали небогатое вознаграждение.
Как ни странно, доходы стали прибавляться.
Однажды во время такого представления к ребятам
– Братки, давно поёте? – спросил он, терпеливо дождавшись конца песни.
– Вдвоём – почти месяц, – простодушно ответил Сенька, не заподозрив ничего плохого.
– И кто крышует? – спросил незнакомец.
– Что? – не понял паренёк.
– Платите кому?
– За что? – не понял Сенька.
– Ну как же? Вы ездите в электричках, деньги зарабатываете. Другим свободным исполнителям конкуренцию составляете. Так у нас принято, пацаны. Налог платить надо, – спокойно объяснил парень.
– И кому платить? – поинтересовался «свободный исполнитель».
– Выходит, мне, – ответил незнакомец. – Я Генка Бригадир. Меня все знают. Найдёте меня на Ленинградском вокзале.
Генка Бригадир растолковал, как его найти и какую сумму приносить ежемесячно.
– На месяц даю отсрочку. Как начинающим. А потом – спуску не будет, – добавил он.
Сумма была вполне подъёмная, и Сенька решил, что, раз уж так принято, придётся платить, чтобы не наживать неприятности. Главное – продержаться, накопить на билеты и уехать к морю.
Позже от беспризорников с Ленинградского вокзала ребята узнали, что Генка Бригадир живёт не на вокзале, а в обычной квартире, где-то в ближнем Подмосковье, а это у него «работа» такая – быть «бригадиром» у беспризорников.
Ребята не стали уточнять, кто поручил ему такую «работу», да, по всей видимости, никто из маленьких бродяг не ответил бы на этот вопрос.
А через два месяца в электричке к поющим под гитару мальчишкам подошёл угрожающего вида парень с наколкой на руке.
– Пошли выйдем, тему одну надо перетереть, – сказал он тоном, не допускающим возражений.
Вышли из вагона на небольшой подмосковной станции, тут же к ним присоединились ещё двое здоровяков. Не успел Сенька Моряк опомниться, как получил сильный удар под дых и следом второй, коленом по лицу.
– Эй, вы за что его? – вступился было за друга Федька, но отхватил такую затрещину, что отлетел в сторону.
Сенька ещё не отдышался, когда его взяли под руки и подвели к тому парню, который попросил выйти из вагона.
– Ты меня знаешь? – спросил он.
– Нет, – ответил Сенька, сплёвывая кровь.
– Так знай! Я Саня Шалый. Подо мной на этом направлении все попрошайки ходят. А ещё – такие вот артисты и другая шушера!
– Как это – под тобой ходят? – не понял Моряк.
– А так это! Платят мне. А я милиции отстёгиваю, чтобы не трогали. Понял? Плати! Или катись отсюда, а то зарою! И он грязно выругался.
– За что платить? – уточнил Сенька.
– За точку! С вас, шнурков, много не возьму, но процент отдадите!
– Мы же Генке Бригадиру с Ленинградского платим за «крышу», – вставил слово едва оправившийся от удара Федька, вспомнив гораздо более мирную беседу с пареньком, которого вокзальные пацаны называли Бригадиром.