Бонжур, Счастье! Французские секреты красивой жизни
Шрифт:
Я ехала в аэропорт Кеннеди, чтобы лететь в Лондон. После окончания колледжа можно было немного попутешествовать. Впрочем, в те годы никто об этом не задумывался, просто после выпускного вечера все куда-то ехали. Накануне летом мы с друзьями ездили в Калифорнию – в трейлере. Мы поехали прямо в июне. В Лос-Анджелесе я нашла временную работу в газовой компании Южной Калифорнии. Скопив достаточно денег, я решила осуществить свою мечту и отправилась в Сан-Франциско, чтобы побывать в районе Хейт-Эшбери. Летом 1975 года там было очень много преждевременно постаревших хиппи, блуждавших по улицам в длинных мексиканских робах. Выглядели они ужасно – казалось, эти люди заблудились и не могут найти дорогу домой.
В ту пору я владела стенографией и печатала со скоростью 106 знаков в минуту, причем почти без ошибок, так что всегда могла найти работу. В старших классах я разрывалась между мыслями о колледже
Мой самолет приземлился в Хитроу в шесть утра. Был сентябрь 1975 года. Лондон показался мне местом более цивилизованным, нежели те, где я была раньше. По крайней мере – более безопасным. Но я явно была существом наивным. У меня был только билет на самолет, 300 долларов в дорожных чеках American Express и рюкзак, где лежали джинсы, черный топ, две индийские юбки с принтом, рубашка «Пикассо» в белую и синюю полоску, огромный свитер, позаимствованный у брата, пара массивных башмаков и туалетные принадлежности. Ах, да, чуть не забыла – еще теплая ночная рубашка для холодных английских ночей. В Англию я прибыла в подаренных Айрис сапогах. И вот с таким багажом я намеревалась провести в Англии целый год.
Я оказалась в Лондоне не впервые. Я уже была здесь год назад и познакомилась с симпатичным британским парнем, Аланом Драйвером. Он работал в туристическом агентстве в Хэмпстед-Хит.
Рюкзак мой, кстати, представлял собой большую плетеную корзину ручной работы с двумя кожаными лямками, чтобы носить ее за спиной. Провожая меня, папа в шутку поинтересовался: куда я отправляюсь – на пикник или в Европу.
Скажу пару слов о моих сапогах Frye. Они не особенно красивы. Выглядят они поношенными. Квадратные носы, отстрочка по краям. В те времена их выпускали только одного цвета – коричневого. Вместе с сапогами покупателям вручали маленькую баночку седельного мыла и инструкцию по чистке и уходу за сапогами, чтобы они служили вечно.
Это тоже особенность того времени. Тогда люди отчаянно боролись против безграничного потребления и планового устаревания. Мы жили бедно, но стильно.
(Была даже книжка с таким названием.) Покупки в магазине Армии Спасения являлись политическим и духовным шагом. У вещей есть характер и даже душа. Мы давали новую жизнь старой одежде. Мы спасали шелковые юбки из мусорных баков. Мы покупали винтажные вещи в Unique Boutique и Canal Jeans. Мы покупали вещи из переработанных отходов, раскрашенные в студенческих кооперативах.
Я и Мэри Куант
Я ехала в шотландский город Инвернесс, и тут кто-то заговорил о Нью-Йорке: «Это город-призрак. Город-банкрот. Они продают акции, чтобы спасти город». И это я услышала сразу после того, как мой британский бойфренд заявил, что мы должны «остаться друзьями».
Сердце мое было разбито. Я страдала. Но к чему возвращаться, если на родине меня ждет всего лишь город-призрак? Когда деньги у меня кончились, я нашла канадское агентство по трудоустройству. Там мне сказали, чтобы я не заморачивалась на тему гражданства, а работодателям говорила, что я из Канады. Я нашла работу у модельера на стильной лондонской площади Оксфорд-Серкус. Компания производила очень модные шерстяные пальто и платья. Модели были простые: силуэт-трапеция, позаимствованный у Мэри Куант [26] , и большие воротники. Там мне дали пальто винного цвета, в котором я проходила всю зиму. Пальто было не особенно теплым, и в нем я выглядела как обычная английская школьница. Зарплата, впрочем, была очень даже неплохой. Вскоре я снова сумела скопить определенную сумму и решила продолжить путешествие. Я уехала из Лондона, пережила непростую ночную морскую переправу через Ла-Манш и оказалась в Париже, где познакомилась с Морин. Морин родилась в Ирландии и уже несколько раз приезжала во Францию – она работала в Париже няней. После переправы через Ла-Манш меня мучила морская болезнь. Меня страшно тошнило. Морин была очень добра и позаботилась обо мне. Мы подружились. Поскольку остановиться в Париже мне было негде, она предложила мне переночевать у нее на полу.
26
Mary Quant – знаменитая британская модельер: законодательница смелой молодежной моды 70-х годов. – Прим. ред.
Морин жила в пятиэтажном доме
Мода существует не только в одежде. Мода сходит с небес на улицы, и она влияет на представления о том, как мы живем и что с нами происходит.
Каждое утро я шла с Левого берега через Люксембургский сад к зданию «Альянс Франсез». Некоторое время я тоже работала няней. В Париже я часами сидела в кафе, курила Gauloises и ходила, ходила, ходила. Как-то вечером я оказалась на вечеринке настоящих французов в доме настоящей француженки. Помню лишь соблазнительный звук французской речи вокруг себя и красивую одежду. На вечеринке все были одеты замечательно – стильные юбки, свитера, туфли… В своих джинсах и топе я чувствовала себя замарашкой. Честно говоря, я всегда более комфортно ощущаю себя в красивой одежде. Ведь этому учила меня моя бабушка. В 70-е мне нелегко было одеваться как хиппи. Это требовало определенных усилий – нельзя сказать, что такой имидж был для меня естественным. А тут я оказалась на вечеринке в окружении элегантных французов и даже не могла подобрать слова, чтобы объяснить, что хипповый вид – это всего лишь поза.
В Париже я прошла собеседование на должность секретарши. Фирма была английская. Собеседование проводил представитель лондонского модельера. До сих пор думаю, насколько иначе могла бы сложиться моя жизнь, если бы я проявила хоть капельку терпения. Помню, как мне диктовал красивый француз, говоривший на безупречном английском. Помню, как сидела за электрической пишущей машинкой, как заправляла туда бумагу и прижимала ее планкой. А потом я посмотрела на листок – образец текста – и начала печатать. Быстро печатать. Однако, увидев напечатанное, я поняла, что наделала массу ошибок. Я никак не могла понять – почему, а потом взглянула на клавиатуру – буквы на ней располагались иначе. Клавиатура была европейская. Там, где на американских или британских машинках находилась буква «а», на европейских стояла буква «q». И нужно было нажимать клавишу верхнего регистра, чтобы поставить точку. Я извинилась перед человеком, который диктовал мне письмо, и вернула ему листок. Он сказал, что понимает проблему. Если я хочу, то могу приходить в офис и потренироваться. Я ответила, что подумаю, но так и не вернулась. Сама не знаю, почему. Может быть, потому, что у меня не было денег и мне нужна была срочная работа и нормальная квартира. А может быть, потому, что я заболела. В феврале в Париже было холодно и дождливо. Маленькое британское пальто не согревало меня. Я свалилась с гриппом, а поправившись, вернулась в Лондон и устроилась на временную работу.
Потому что ночь принадлежит нам
Весной я отправилась в Амстердам и там встретилась с теми же марокканцами, с которыми веселилась в Париже. Неожиданно выяснилось, что все они геи. Я познакомилась с рыжим парнем из Калифорнии. Он пригласил меня послушать Патти Смит в клубе El Paradiso. Клуб оказался огромным, и певицу я еле видела. Она была где-то далеко, кричала и пела – крохотная птичка в черном. Трудно было даже понять, женщина она или мужчина. Но она меня абсолютно очаровала, и я поняла, что хочу быть бардом. Я тоже хотела одеваться в черное, кричать и выступать перед огромными толпами, собравшимися специально, чтобы послушать меня.
В июне я вернулась в Лондон. Я поселилась в коммунальной квартире в Хайгейте. Моими соседями по коммуналке были: парень из Австралии, девушка из Греции, еще две девушки – одна из Канады, другая из Вены. Венка Бригитта изучала фотографию в колледже живописи и дизайна Сентрал Сент-Мартинс. Мы с ней быстро подружились. Мы обе любили делать покупки в Biba и на блошином рынке в Кенсингтоне. И нам обеим нравилось носить костюмы. Бригитта меня фотографировала, и я до сих пор храню эти снимки. Удивительно, но в то время я страшно много спала. Мои сапоги Frye сиротливо стояли в углу общей комнаты. Носки их слегка поднялись, а голенища притулились друг к другу, словно шептали что-то на ухо. Носки потерлись и стали темно-коричневыми. В лихорадочном сне я слышала Blue Джони Митчелл.