Борис Ельцин. Послесловие
Шрифт:
Ельцин сократил ввоз рабочей силы — лимитчиков. Столица и без того перегружена, говорил он, пусть предприятия повышают производительность труда. Открылись полторы тысячи новых магазинов, стали проводиться торговые ярмарки. Первый секретарь устраивал в городе «санитарные пятницы» — выгонял чиновников убирать улицы.
Люди жаждали очищения и обновления, и он пытался очистить партийный аппарат от гнили и вообще преобразовать его. Москвичи увидели в нем искреннее желание улучшить их жизнь. Хотя было и другое — он хотел отличиться, доказать, что способен изменить жизнь в городе.
— Получили бумагу, — негодовал
Ельцин провел кампанию по искоренению семейственности в кадрах Министерства иностранных дел и Министерства внешней торговли. Он требовал, чтобы в элитарный мидовский Институт международных отношений принимали не только детей большого начальства, и вообще обещал добиться справедливости при приеме в столичные высшие учебные заведения. Став президентом, Борис Николаевич уже не будет так строг к родным и родственникам. Как минимум, его собственная семья приобретет невиданное влияние на государственные дела.
Известный артист Леонид Броневой вспоминал, как он участвовал в правительственном концерте в Кремлевском дворце съездов, читал «Стихи о советском паспорте» Маяковского. После концерта за кулисы пришел первый секретарь горкома Ельцин. Кто-то из артистов Свердловского хора спросил его:
— Борис Николаевич, как вам тут, в Москве? Он махнул рукой:
— Даже не спрашивайте!.. — повернулся к Броневому — Вы — сибиряк?
— Можно сказать — да, работал в Иркутске. Ельцин грозно повернулся к сопровождавшим его чиновникам Министерства культуры:
— Почему вы не даете людям звания?
А Броневому никак не присваивали звание народного артиста СССР. Слова Ельцина оказалось достаточно. Через несколько дней коллеги уже поздравляли Броневого.
6 мая 1987 года вечером на Манежной площади собралась манифестация общества «Память», которое начиналось с заботы о русской старине, но быстро сосредоточилось на борьбе с «вредоносным влиянием» Запада и евреев. Участники манифестации требовали зарегистрировать их организацию. Вволю поговорив о заговоре сионистов, манифестанты двинулись к Советской площади, к зданию Моссовета и потребовали встречи с первым секретарем Московского горкома. Неожиданно манифестантов провели в Мраморный зал, к ним вышел Ельцин и два часа с ними разговаривал. Ему горячо доказывали, что простому человеку невозможно пробиться к руководителям страны, а «Память» могла бы вместе с партией сражаться против общего врага — космополитизма, рок-ансамблей, американизации жизни… Ельцин отвечал очень спокойно:
— Вокруг вас много спекуляций. Многие вас охаивают. Но вы даете повод к этому близкими к антисоветским высказываниями. Мы рассмотрим вопрос о регистрации, но на истинно патриотической основе…
Эта встреча породила подозрения: «Память» была одиозной организацией, порядочные люди с ней дела не имели. Так, может быть, Ельцин разделяет идеологию «Памяти»? Сочувствует ей? Или же просто не разобрался? Больше он с людьми из «Памяти» не встречался. Скорее, в тот день просто хотел показать, что не побоится выйти из кабинета и заговорить с возмущенной толпой.
Никаких оснований для
Горбачев с раздражением говорил министру иностранных дел Александру Бессмертных и своему помощнику Анатолию Черняеву:
— Посмотрите, кто окружает Ельцина, кто его команда: евреи — все евреи!
В марте 1991 года председатель Верховного Совета России Ельцин провел заочную пресс-конференцию с помощью «Комсомольской правды». Его среди прочего спросили:
— Борис Николаевич, у нас Россия. Почему же вы так благоволите к евреям?
— В чем это сказывается?
— Потому что вы ведете политику неправильную.
— Нигде и никогда я не выделял национальностей. Считаю, каждая нация, каждый народ должны иметь равные права… А вы все-таки, если возможно, оценивайте людей по иным критериям, а не по паспортной графе…
Еще более известной стала устроенная в московском Доме политпросвещения встреча с пропагандистами. Она продолжалась шесть часов. Борис Николаевич говорил очень откровенно и свободно. Такого еще не было. Ельцин вспоминал:
«Я поставил себе за правило хотя бы раз в неделю бывать в магазинах. К сожалению, меня начинают узнавать. Каким-то образом узнают о моих маршрутах. Наводят марафет, встречают в белых халатах, вытаскивают из-под прилавка дефицит. Тут что-то надо предпринимать. Показуха мне не нужна…
Я побывал на многих московских рынках. Таких цен, как на рынках Москвы, я нигде не видел… Но ограничивать цены нельзя, потому что этот метод уже применялся и не дал результатов. Торговцы просто перекочевывают в другие города и области. На рынок надо давить торговлей, У каждого рынка нужно строить кооперативный магазин…»
Ельцина спросили, почему освобожден от должности второй секретарь Октябрьского райкома партии.
«Он снят с работы и получил партийное взыскание. Квартиру в многоквартирном доме он отгрохал себе барскую, с персональным камином и персональной дымовой трубой, пронизавшей весь дом. Таким князьям не место в партии! На партработе должны работать кристально чистые люди».
Забавно перечитывать эти слова сейчас, когда новая номенклатура понастроила себе дворцов. Стремление к обогащению, которое стало так заметно при новой власти, естественно, но Борис Ельцин не сделал ничего, чтобы помешать разложению своих чиновников, и даже скорее это поощрял. Во всяком случае, за камин в квартире он больше не увольнял.
Принимает ли первый секретарь простых посетителей? — спрашивали его тогда.
«Да, принимаю. Вот несколько дней тому назад принимал молодую женщину, продавщицу, мать двоих детей. Мы с ней проговорили два часа. Она подробно раскрыла мне систему поборов, существующих в торговле. За последние месяцы в Москве арестовано восемьсот руководителей торговли. Черпаем, черпаем, а дна в этом грязном колодце пока не видно. Но надо до конца вычерпать эту грязь. Мы стараемся разорвать преступные связи, изолировать руководителей, на их место посадить честных и преданных партии людей, а затем постепенно идти вглубь. Работа предстоит трудная и долгая, но мы твердо намерены вычерпать эту грязь до конца».