Борисов Александр Анатольевич
Шрифт:
– Что несешь?
– Водку.
– Раз водку - поставь туда!
– и пальцем в подсобку тычет.
Захожу, а там канцелярский стол на десять персон. Открываю, смотрю: все забито битком. Справа водка, слева - коньяк. Взял я оттуда четыре бутылочки "Белого аиста", рассовал по карманам пальто, а на свободное место водочку свою притулил - погромче, так, чтобы звякнуло. И опять к турникету.
– Поставил?
– Поставил.
– Тогда проходи.
Ребята на пароходе за головы похватались: "Как ты пронес?!". А я ничего не пойму, сам себе думаю: "Чего они так удивляются?"
Игорь трезво смотрел на вещи. Отсмеявшись, он все-таки решил
– Я тоже ходил через первую проходную. Там всегда четыре мента, а перед Новым Годом наряды удваиваются. Остальные что, тоже ничего не заметили?
– Тут тонкий момент, - пояснил я самым убедительным тоном, - они даже мысли не допускали, что кто-то их посмеет ослушаться.
– Повезло тебе!
– Игорь вдруг помрачнел.
– А я вот, на проходной погорел.
– С рыбой попался?
– Хуже! Понимаешь, отход через сорок минут, объявлен сбор экипажа. Я и прикатил на такси, только-только от праздничного стола. Мент видит, что "клиент" с чемоданом и давай на бабки раскручивать:
– Сколько выпил?
– честно скажи.
Ну, думаю, честно скажу - пропустит.
– Литр, - говорю, - на троих.
– Пойди, проветрись с полчасика. Потом пропущу.
Времечко поджимает, а денег, как назло, ни копья - жена подчистую выгребла. Послонялся, покурил под забором... смотрю по часам - пора. Я снова туда:
– Пропусти!
– Еще, - говорит, - погуляй.
Какие тут гульки - еще не хватало на отход опоздать! Плюнул я и на другую проходную поперся. А мент это дело просек, заранее туда позвонил: так, мол, Вася, и так, сейчас подойдет морячок с чемоданом, пол литра в нем точно сидит. Если денег не даст, можешь смело вызывать вытрезвитель. В общем, там меня уже ждали:
– Ну, что ж ты, парниша, тебя же, как человека, просили: пойди погуляй. Теперь не взыщи!
"Воронок" поджидал за углом. Вышли оттуда дородные хлопцы, взяли под белы рученьки - и на Фадеев Ручей! Утром, когда отпустили, звякнул в диспетчерскую, а пароход-то тю-тю!
Игорь скрипнул зубами, сжал кулаки, не выдержал, и заплакал.
– Представляешь?
– воскресный день. Где искать правды, кому чего объяснять? Я и поперся домой, да лучше б, наверное, не приходил...
Я, молча, налил два стакана, а третий поставил в мойку: сосед по лестничной клетке мирно храпел в углу. Скучно ему было, не интересно. Ведь мы говорили о жизни, а он привык - исключительно о себе.
Водка не забирала - просто лилась, как вода. И всплывала со дна души грусть в ее чистом виде:
Ох, жизнь моя - не утеха! Все жму по ней, как на ралли. Фальшиво-холодным смехом Меня тормознуть старались: Куда тебе, в одиночку? По малому, незаметно, Сорвешься, дойдешь до точки И сдохнешь, как все поэты. Судимы ли те, кто судит? Теперь - это злая память. Плевать, что никто не будет Мой финиш встречать цветами. И пусть, ты уже не слышишь, Но я говорю с усмешкой: Из Пешкова Горький вышел, Из горя не выйду пешкой!– Не выйду!
– Игорь стукнул кулаком по столу.
– Землю грызть буду, но встану там, где упал! Представляешь?
– они даже дверь на ключ не закрыли! Настолько были уверены, что я в море ушел. Захожу, а за этим вот, самым столом сидят голубки - в самом что ни на есть, нигляже, уставшие, только что из постели. Отмечают праздник любви. Пепельница моя блестит чистотой, в ней - гондон свежевыстиранный, с капельками воды. Экономные, суки! Даже водочку пили ту, что намедни я не допил. Из тех стопарей, что жена доставала только по праздникам. Как мне потом рассказали, они год уже хороводились. Я на вахту - а сменщик в постель! И - главное - все соседи молчок!
– Как это все?!
– спящий проснулся.
– Вспомни-ка, что ты сделал, когда я твою Маринку сучкой назвал? Ты мне три зуба выбил! Тебе расскажи - а ты бы поверил? Нет, ты бы поверил?
– Поверил, - неуверенно выдавил Игорь.
– Ха! Он бы поверил! А она бы разделась перед тобой до гола: "Посмотри, дорогой, как я хороша! Тебе не кажется, что люди нам просто завидуют? А когда ты уходишь в рейс - тот же Вовка ломится ночью в дверь... даже днем не дает прохода! Наверно считает, что я такая, как все". И что? Да ты бы за мной с ножом по всему району гонялся!
Ну и дела!
– удивился я.
– После литра на грудь, даже сосед становится человеком. А мыслит-то как широко и масштабно! Нет, пора подводить итоги:
– Встали, черти! Стаканы на уровне орденов! Не мы ль моряки, не наши ли жены - бляди?!
Пьянка втроем пошла веселей, но ненадолго - Вовка сломался, упал со стула и мы прислонили его к холодильнику.
– Слушай, - внезапно спросил Игорь, - ты эти стихи, что читал тут недавно, случайно не сам написал?
– Я разве читал?
– значит, допился!
– Ну, ты даешь! Как его?
– вспомнил: "Не выйду пешкой!" А я еще думал: чудак человек! На хрена ему это море?! Сидел бы за чистым столом, водил пером по бумаге, да денежки заколачивал! Что смеешься? Прочти еще раз.
Пришлось прочитать.
Игорь выпил. Понюхал кусочек хлеба.
– Ты знаешь?
– сказал он, - в тему! Будто бы про меня. Только все складно и сжато, без ахов, и без соплей. Но многое приходится додумывать самому. Нет, понимаешь, целостности картины. А меня тогда, как будто заклинило. Что было, помню довольно смутно. Но только того хмырилу я до лестницы на кулаках протащил и пустил по наклонной. А жена - не будь дурой - к соседям. И давай в ментовку названивать: в квартире, мол, пьяный дебош. Те и рады стараться: приехала опергруппа, меня, как сусленка, сборкали, доставили в КПЗ. Дальше - показательный суд и пятнадцать суток. Когда вышел - в доме хоть шаром покати: ни жены, ни вещей. Из мебели - один унитаз. Остальное все чисто: вилки, ложки, тарелки, кружки - все забрала. Нет, вру: оставила эмалированный тазик - наверное, в машину не помещался. Только она донышко в трех местах гвоздями проковыряла, чтоб, упаси Господь, не воспользовался! Ну и еще в углу - старый матрац со следами ее месячных, двое моих трусов и три майки. Это все я потом на помойке спалил.
Из тралфлота меня поперли по модной сейчас, "пьяной" статье. А это - считай - "волчий билет". Куда только ноги ни бил: и к "трескоедам", и в "Севрыбпромразведку", и в "Севрыбхолодфлот", и в Беломорскую базу гослова. Картина везде одна:
– Специальность?
– Тралмейстер.
– Стаж работы по специальности?
– Три года в тралфлоте.
Покрутит кадровик носом:
– Знаете что? Приходите завтра, в это же время!
А сам садится на телефон: