Борисов Александр Анатольевич
Шрифт:
– Как это, "выстрелить"?
– Обратиться с коллективным письмом в обком партии, ЦК профсоюзов. Поднимем побольше шума, привлечем прессу. Так, мол, и так, на наших плечах продовольственная программа СССР. Мы несем трудовую вахту "Пятилетку - в четыре года", на двести процентов перекрываем план. А тут какой-то Божко! Сам ни хрена не знает, а берется вершить суд и расправу. Это, братцы мои, не банальное самодурство. Это уже самая натуральная политическая диверсия! И мы, как достойные граждане великой страны... ну, и так далее и тому подобное. Ты как, Иван Алексеевич?
– Идите вы к черту!
– капитан
– Делайте, что хотите. Да смотрите, чтоб хуже не было!
Телеграмма получилась что надо. Я спихнул ее на Киевский радиоцентр. Так больше гарантий. Слишком уж высоко сидят адресаты. В Мурманске она бы дошла не дальше начальника смены.
Коллективизм в нашей стране всегда поощрялся весьма избирательно. В футболе или хоккее? На субботнике или воскреснике? Это, как говорится, всегда с дорогой душой! А вот все, что касается трудовых коллективов - с этим сложнее. Только в рамках починов, подрядов и праздничных демонстраций. Экипажи судов раз или два в году тщательно перетасовывались. Первый отдел тайно внедрял одного или двух внештатных сотрудников. Попросту говоря - стукачей. Зачем?
– а чтобы люди подольше притирались друг к другу. Чтобы не было даже намека на междусобойчик, подобный тому, который устроили мы.
Имя зачинщика (я был в этом стопроцентно уверен) станет известно уже сегодня. Органы подавления, как и враги, не дремлют и тоже работают круглосуточно. Если б причиной конфликта был шкурный вопрос, мне бы крепко не поздоровилось. Оставалось надеяться на систему. Там, где звучит слово "идеология", здравый смысл вообще отдыхает.
Между нами и промыслом сразу выросла полоса отчуждения. Вчера еще с нами общались, ободряли, выражали сочувствие. Теперь сторонились, как прокаженных. Эфир был полон каких-то полунамеков, какой-то недоговоренности. По множеству косвенных признаков мы поняли: телеграмма дошла. Я чувствовал себя лейтенантом Шмидтом на палубе легендарного броненосца.
Глава 4
– Х-х-ого! Четырнадцать сорок четвертый!
– изумился дежурный диспетчер, лишь только мы объявились на рейде.
– Здорово, Иван Алексеевич! Становись, дорогой, на якорь и жди до утра. Разбираться решили на трезвую голову.
– Что там хоть слышно?
– закинул удочку капитан.
– А ничего не слышно. Ох, намутил ты, Иван Алексеевич, ох, намутил! Да, чуть не забыл: на берег никому ни ногой. В отношении вас указания строгие.
Был ранний погожий вечер. Последние вскрики лета были особенно страстными. На улицах изнывали оголенные тетки. Душа жаждала праздника. Но близость желанного берега, самым паскуднейшим образом, оказалась в прямой пропорции с его недоступностью.
Ну, здравствуй, Мурманск! Обреченный на неизвестность, шлет поклон и снимает шляпу!
Пограничники и таможня как будто бы нас и ждали. Подошли, тут же взяли в работу. Очень быстро закончили все формальности. С людьми говорили подчеркнуто вежливо. В душе, как мне показалось, немного жалели. Не менее строгие указания были, по всей вероятности, у них, но страна уже рушилась.
Катер, в котором прибыли стражи советской границы, мы "забросали рыбой". А Иван Алексеевич... он не смог отказать тем, кто встал за него горой.
– Я никого не видел!
– мрачно сказал капитан.
– Но если к восьми утра кого-то не будет на судне, лишу КТУ.
– Айда со мной, - подмигнул Сашка Прилуцкий, - не пролетишь!
Остальное уже было делом техники. Через пару часов мы нализались, как бобики. До звона в ушах.
Начало я помню. В ресторан "Дары моря" мы проникли с черного хода. Директор еще была на работе. Мы вломились в ее кабинет. Сашка начал рассказывать про белокорого палтуса и нашел очень благодарного слушателя. Разговор затянулся. Вместе с Таисией Марковной мы перекочевали за служебный столик, который таинственным образом стал наполняться выпивкой и закуской. Вдобавок ко всему, в карманах у нас зашевелилась копейка. Потом мы, помнится, танцевали, с кем-то дрались и прятались от милиции в кабинете Таисии Марковны. Оттуда разъехались на такси. Сашка с директоршей, а я - с той самой смазливою официанткой, которая нас обслуживала.
Очнулся черт знает где, с чугунной башкой. На журнальном столике передо мной лежала велосипедная камера. Было без пятнадцати семь.
– Проснулся?
– какая-то тетка положила передо мной портновские ножницы, суровые нитки и моток медицинского пластыря.
– Здесь все, что ты просил. Кофе будешь?
Я тупо уставился на нее. Потом на эти предметы. И так несколько раз.
– Ты хотел налить сюда водки, - пояснила она.
Услышав знакомое слово, я встрепенулся:
– Где водка?
– Где же ей быть?
– в холодильнике.
Это порадовало. Но пришлось выпить пару стаканов, прежде чем до меня дошло.
Когда подошло такси, я встретил его в боевой готовности. Упругий резиновый шланг был приторочен к поясу. Остальное, чтоб не болталось, пришлось прикрепить к ноге лейкопластырем.
Да, новый день начинался удачно. Мне удалось основательно прибодриться. Я был на взводе, на кураже и в самом прекрасном расположении духа прошел через первую проходную. Тетка-милиционерша простучала меня со спины, живота и боков. Потом ее руки захлопали ниже. Нащупав резиновый шланг, она покраснела, посмотрела на меня с уважением и кротко сказала:
– Ой! Извините...
Где-то на дне моей обнищавшей душонки шевельнулись остатки совести. Сокровенные Звездные Знания, в области их применения, деградировали вместе со мной.
У первого причала маялись наши - группа из пяти человек во главе с Сашкой Прилуцким. Как сказал бы Иван, будь он в дурном настроении, "все больные, хромые и хитрожопые".
Сашка окинул меня страдающим взглядом:
– А катер ушел.
– Как ушел?!
– Так время ж перевели. Следующий будет не раньше обеда.
– Тогда доставай стакан.
Пили в глубокой задумчивости.
– Да хрен бы с ней, с премией, - сплюнул Валера Сапа, подводя наши мысли к общему знаменателю.
– Будет она, не будет - а Ивана мы, братцы, подставили.
– Это точно, - вздохнул Прилуцкий.
Ощущения безысходности у меня почему-то не было. Ну, не может везение так быстро закончиться. Нужно всего лишь что-то придумать. Какой-нибудь нестандартный ход. И тут я заметил на кирпичной стене у проходной служебный телефон-автомат.