Бородинская битва 26 августа 1812 года
Шрифт:
Кутузов стал готовиться к битве под Москвой. Он просил у Растопчина прислать из арсеналов зарядов на пятьсот орудий, рекрут, лошадей, продовольствия. До этого Растопчин неоднократно заявлял, что в Москве подготовлено для армии все, что ей необходимо. На письма Кутузова губернатор Москвы заявил, что у него нет подкреплений. Русская армия не могла восполнить потери, не имела резервов, не получила в достаточной мере ни боеприпасов, ни продовольствия.
Русские войска пятились к Москве. Современник — офицер писал о древней русской столице:
«Как вид этой величественной столицы изменился. Едва на улицах встречались экипажи. Дворянство и множество жителей других сословий выехали из города. Люди, которые изредка попадались навстречу, походили на бесприютных сирот, ожидающих какого-то неизбежного бедствия. Стоило только выйти на улицу в военном мундире, чтобы привлечь за собою толпу любопытных, тотчас начинались вопросы — идет ли неприятель? Как кончилась Бородинская битва? Будет ли сражение под Москвой? Бежать ли из города?»
Москвичи толком ничего не знали о ситуации на фронте, несмотря на то, что Растопчин почти ежедневно клепал свои афишки. 27 августа он сообщил о Бородинском сражении:
«Вчерашний день, 26, было весьма жаркое и кровопролитное сражение. С помощью Божьей русское войско не уступило в нем ни шагу, хотя неприятель с отчаянием действовал против него. Когда сегодня он отражен еще раз будет, то злодей и злодеи его погибнут от голода, огня и меча. Православные, будьте спокойны! Кровь наших проливается за спасение отечества. Наша готова. Если придет время, мы подкрепим войска. Бог подкрепит силы наши, и злодей положит кости свои в земле Русской».
От Можайска до Москвы русская армия прошла за шесть дней. Арьергардом почти в два корпуса командовал Милорадович, на которого наседал Мюрат. 1 сентября 1812 года в подмосковных Филях собрался военный совет, решавший судьбу Москвы. Положение русской армии было такое же, как и после Бородинской битвы. Кутузов сказал: «С потерей Москвы не потеряна Россия. Первой обязанностью считаю сохранить армию и сблизиться с идущими к ней подкреплениями. Самим уступлением Москвы приготовим гибель неприятелю. Знаю, ответственность падет на меня, но жертвую собой для спасения отечества».
У Наполеона было около ста тысяч солдат, у Кутузова — чуть больше шестидесяти тысяч, включая казаков и ратников ополчения, вооруженных пиками и дубинами. Арсенал Москвы так и не открылся для бесплатной выдачи оружия ополчению. От Можайска до Москвы квартирмейстеры не нашли ни одной позиции, удобной для битвы.
Оставить Москву без боя мог только Кутузов.
Вся Россия привыкла почитать первопрестольный город святыней и известие о взятии Москвы французами стало тяжелым испытанием для всей страны. 2 сентября русская армия прошла через полупустую Москву. Очевидец писал:
«Шествие наше через всю Москву продолжалось несколько часов. Все казались углубленными в размышления, ничем не прерываемые: тишина и молчание царствовали в продолжении всего нашего таинственного шествия, цель и направление которого были известны только одному главнокомандующему. Изредка встречались жители, на лицах которых выражалось беспокойство, но все делаемые повторяемые ими вопросы оставались без ответа. Наконец вдали мелькнули два белых столба. Застава! На какая? Говорят, Коломенская. Да куда же мы идем? Бог знает. У этой заставы мы нашли Московского губернатора графа Растопчина. Он не слезая с лошади, шепотом переговорил с главнокомандующим и возвратился в Москву, которую мы покидали».
Завравшийся Растопчин писал в своих последних афишках 30 и 31 августа:
«Светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибирать надобно. А мы своим судом со злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дни за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, не дурно с рогатиной, а всего лучше вилы-тройчатки: француз не тяжелее снопа ржаного. Братцы! Сила наша многочисленна и готова положить живот, защищая, не пустить злодея в Москву. Но должно пособить, и нам свое дело сделать. Грех тяжкий своих выдавать. Москва наша мать. Она поила, кормила и богатила. Я вас призываю именем Божьей Матери на защиту храмов Господних, Москвы, земли Русской. Вооружитесь, кто чем может, и конные и пешие. Возьмите только на три дни хлеба. Идите с крестом; возьмите хоругви из церквей и с этим знаменем собирайтесь тотчас на Трех Горах. Я буду с вами и вместе истребим злодея. Слава в вышних, кто не отстанет! Вечная память, кто мертвым ляжет! Горе на страшном суде, кто отговариваться станет!»
2 сентября русская армия прошла через Москву и отступила по дороге на Рязань. С ней ушел и Растопчин. Москвичам и армии оружия бесплатно он так и не дал. На следующий день в городском арсенале французы нашли семьдесят тысяч ружей, сто пятьдесят пушек, массу военного снаряжения и продовольствия. Император Александр I мог гордиться своим доверенным лицом.
Командиру арьергарда Милорадовичу пришлось договариваться с Мюратом, чтобы он дал возможность пройти русским сквозь Москву без боя. Мюрат без выстрела шел за Милорадовичем по пятам и вслед за ним вышел на рязанскую дорогу. Вечером 2 сентября великая армия вступила в Москву. Наполеону доложили, что огромный город почти пуст и никакой депутации горожан с ключами не будет. 3 сентября император въехал в Кремль.
Александр I тут же попытался свалить всю вину за взятие Москвы на Кутузова. Он писал шведскому королю:
«Случилось то, чего я боялся. Князь Кутузов не сумел воспользоваться прекрасной победой 26 августа. Неприятель, потерпевший страшные потери, в шесть часов после обеда прекратил огонь и отступил за несколько верст, оставляя нам поле битвы. У Кутузова не достало смелости напасть на него в свою очередь. Эта непростительная ошибка повлекла за собой потерю Москвы». Несмотря ни на что, Кутузов был уверен: «Пока будет существовать армия, мы сохраним надежду благополучно завершить войну».
Известие о взятии Москвы вызвало шок у всей России и громким эхом прокатилось по России. Все русские прекрасно понимали, кто истинный виновник этого. В разных сословиях открыто обвиняли императора Александра I в потери чести России. Александр заявил Кутузову, что «Вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы», но снимать с должности, конечно, не стал. Ему не хотелось править только Камчаткой.
Император Александр I, горячо поддержанный английским комиссаром Вильсоном решил захватить Наполеона в плен. Если бы он поручил это сделать Кутузову, дело хотя бы было возможным теоретически. Положение императора Франции было отчаянным. От Двины к Березине мчался Витгенштейн, оттеснивший корпуса Удино и Сен-Сира. Объединенные Дунайская и Третья армии блокировали корпус Шварценберга, 2 ноября под Волковыском отшвырнули корпус Ренье и 6 ноября заняли Минск. В этом белорусском городе русские захватили огромные стратегические запасы продовольствия для армии Наполеона. 9 ноября армия Чичагова влетела в Борисов.