Бородинское поле. 1812 год в русской поэзии (сборник)
Шрифт:
________
Так часто человек в расчетах слеп и глуп.
За счастьем, кажется, ты по пятам несешься:
А как на деле с ним сочтешься —
Попался, как ворона в суп!
Ноябрь 1812
Щука и кот
Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник:
И дело не пойдет на лад,
Да и примечено стократ,
Что
Тот завсегда других упрямей и вздорней:
Он лучше дело все погубит
И рад скорей
Посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей
Спросить иль выслушать разумного совета.
______
Зубастой Щуке в мысль пришло
За кошачье приняться ремесло.
Не знаю: завистью ль ее лукавый мучил,
Иль, может быть, ей рыбный стол наскучил?
Но только вздумала Кота она просить,
Чтоб взял ее с собой он на охоту,
Мышей в анбаре половить.
«Да полно, знаешь ли ты эту, свет, работу? —
Стал Щуке Васька говорить. —
Смотри, кума, чтобы не осрамиться:
Недаром говорится,
Что дело мастера боится».
«И, полно, куманек! Вот невидаль: мышей!
Мы лавливали и ершей».
«Так в добрый час, пойдем!» Пошли, засели.
Натешился, наелся Кот,
И кумушку проведать он идет;
А Щука, чуть жива, лежит, разинув рот,
И крысы хвост у ней отъели.
Тут, видя, что куме совсем не в силу труд,
Кум замертво стащил ее обратно в пруд.
И дельно! Это, Щука,
Тебе наука:
Вперед умнее быть
И за мышами не ходить.
1813
Александр Христофорович Востоков
1781–1864
К россиянам
В октябре 1812
Година страшных испытаний
На вас ниспослана, россияне, судьбой.
Но изнеможете ль во брани?
Врагу торжествовать дадите ль над собой?
Нет, нет! Еще у вас оружемощны длани
И грудь геройская устремлена на бой;
И до конца вы устоите,
Домов своих, и жен, и милых чад к защите;
И угнетенным днесь Европы племенам
Со смертью изверга свободу подарите:
Свой мстительный перун вручает Небо вам.
Вотще сей бич людей, одет в броню коварства,
Не могши лестью вас, как прочих, уловить,
Всю собрал мощь свою, все покоренны царства
Свои привел, чтобы Россию подавить.
Вотще граблением питает ратны силы,
Как саранчу пустив по селам и градам.
Не снедь обильную они находят там,
Но цепи и могилы;
Проклятие и вечный срам
Сбирают в дань Наполеону!
Но Александру в дань – бесчисленных сердец
Любовь. Она есть страж, она подпора трону,
Когда царь не тиран, но подданных отец.
Не ты, о добрый царь, не ты для бренной славы
Чингисов и Аттил
Покой народов возмутил,
Но твой противник, муж кровавый,
В вертеп разбойничий Европу обратил.
Он утомил твое терпенье,
Друг человечества! Ты должен был извлечь
Молниевидный свой против злодея меч
И грозное свершить за всех людей отмщенье.
Ты верный свой народ воззвал,
И мирный гражданин бесстрашный воин стал,
Вожди явились прозорливы,
И вражьи замыслы кичливы
Уничтожаются. Кутузов, как Алкид,
Антея нового в объятиях теснит.
От оживляющей земли подняв высоко,
Собраться с силами ему он не дает.
Стенающий гигант, вращая мутно око,
Еще упершеюсь пятою, в землю бьет.
Дыханье трудно в нем, с него пот градом льет,
Еще последние он силы напрягает,
Из уст злохульных яд и пламень изрыгает;
Но сильная рука его отвсюду жмет.
Чудовища, ему послушны, —
Подобье басненных кентавров и химер —
Лежат вокруг его изъязвленны, бездушны.
Там Витгенштейн троим драконам жало стер.
Но изочту ль вас всех, герои знамениты,
Которыми враги отражены, разбиты
И коих доблестью Россия спасена?
Священны ваши имена
У благодарного останутся потомства.
И вы, которые легли на брани сей,
Встречая славну смерть средь Марсовых полей
Или от лютости врагов и вероломства,
Стяжавшие себе плачевный мавзолей
Под пеплом городов! усопших россов тени!
Вы с пренебесных к нам взираете селений
И утешаетесь, достойну видя месть
Врагам, забывшим честь.
Мы оскверненную от них очистим землю
И возвратим себе и всем народам мир.
Трясыйся, хощет пасть страшивший их кумир,
Я звук его паденья внемлю,