Борт 556
Шрифт:
Мы истекали своей собственной кровью. И ничего не могли сделать.
Джейн была ранена в спину. Куда, я так точно и не знал. Но, видимо, очень серьезно. И ее красная, теплая моей ненаглядной любовницы кровь, текла по палубе из-под любимой. Прямо, из-под ее прислоненной гибкой ко мне узкой спины, и широкой женской попки. Текла между ее раскинутых в стороны, крутых в плотно облегающем ее ляжки бедра полненьких красивых девичьих ножек. Текла между раскинутых в стороны полненьких голеней и икр. Оголенных, почти черных от плотного ровного загара маленьких с дивными красивыми пальчиками любимой женских ступней, из изодранного рваного ее легкого гидрокостюма.
Распахнутого до самого
А Джейн смотрела на меня пристально. Смотрела своими черными как у цыганки бездонными любовницы глазами. На отекшем избитом в синяках девичьем лице. Глазами обреченными и наполненными преданной любви и печали. Она смотрела в мои синие глаза, так ею любимые русского моряка глаза. И я понимал, что теряю самое ценное в своей беспутной жизни. Теряю то, что уже не будет никогда. И я считал, что лучше смерть с любимой. Пусть, даже посреди Тихого океана. Чем дальнейшая вот такая моя никому не нужная, никчемная бесполезная и забытая всеми вокруг жизнь.
Уткнувшись мне личиком в шею, Джейн смотрела на меня. Джейн смотрела на меня и вдруг закрыла глаза.
– Джейн! Джейн!
– помню, прокричал я сквозь ураган и шум бушующих штормовых волн - Миленькая моя! Держись за меня! Не отпускай рук, любимая! Открой свои глазки, миленькая моя девочка! Смотри на меня! Держись за меня!
Я чувствовал, как сам отключался, глотая соленую воду. Я из последних своих мужских сил, прижимал раскрытой пальцами и немеющей от потери крови ладонью, и запястьем руки гибкую девичью, как у русалки или восточной танцовщицы талию моей ненаглядной Джейн. Прижимал мою раненую и уже, практически бесчувственную Джейн к себе. Я держал ее, как только мог, и думал, если тонуть, то только с ней.
Я целовал ее в губы. И избитые в синяках черненькие от загара девичьи щечки. И умолял, смотреть на меня и держаться. Помню, я перехватил правой рукой с талии Джейн за ее правую ногу, подтягивая, выше и ближе к себе. Помню, как ощутил там под ее легким изодранным ее палачами гидрокостюмом меж бедер и ляжек женских ног полосатого купальника. Узких стянутых туго лямочками на бедрах плавках, подтянутый девичий волосатый лобок. Меж ее обессиленных холодеющих тех ног ее черненькие половые губки. Очерченные черненькой линией по краю девичьего влагалища. Влагалища всегда жаждущего моей любви и близости. Меж, теперь обессиленных загоревших до черноты на тропическом солнце красивых молодых двадцатидевятилетней моей красавицы латиноамериканки девичьих раскинутых в стороны ног. Неоднократно исцелованных, и искусанных в сексуальном запале моими зубами. Как и ее Джейн трепетная молодая полная. Теперь судорожно и прерывисто конвульсивно дышащая в цветном полосатом лифчике купальника грудь. Грудь молодой только моей единственной и любимой женщины, женщины беременной моим ребенком.
– Девочка, моя любимая - шептал, помню я, тогда ей, держа правой рукой под самым ее лобком. Пропустив правую руку промеж девичьих полненьких раскинутых в стороны бедер и ляжек - Не уходи от меня. Не умирай.
Я своими пальцами правой руки массажировал ее меж ног промежность. И внутреннюю сторону ее Джейн девичьих бедер ног, стараясь разогреть любимую. И привести старался ее в чувство.
Это самое жаркое место у человека. И тем более у женщины. И я стремился привести ее снова в чувства. Я хотел целовать ее грудь. Но, это было невозможно. Я не в силах был ее, теперь повернуть к себе. Лежащую и придавившую меня своей женской узкой девичьей спиной. Лежащей на мне. И, теперь кажущейся такой, невероятно тяжелой. Из-за потерянной мною большого количества собственной крови с простреленной насквозь автоматной пулей левой ноги.
Я так хотел, сейчас целовать ее торчащие на груди соски, кусая их зубами. Зубами в этом бушующем ураганном океане. Торчащие, сквозь мокрый, прилипший лямочками и треугольными лепестками к ее той мокрой и холодеющей груди полосатый любимой купальник. Но, я лишь, мог дотянуться своими ледяными от холода воды губами до любимой отекшего от побоев лица. И сладостных окровавленных миленьких губ моей девочки Джейн. И, лишь, целовал черненькую загорелую под перепутанными мокрыми волосами девичью тонкую шейку и оголенные в раскрытом настежь ее изодранном легком гидрокостюме акваланга черненькие загоревшие в синяках от побоев плечи любимой. Вдыхая ее с наслаждением женский запах мокрого истерзанного мучителями и палачами тела. Запах такой приятный для меня. И по-прежнему сексуальный. Приводя меня, не смотря ни на что в любовный восторг.
– "Моя, девочка! Моя, Джейн!" - думал я, глотая соленую летящую через нас и нашу яхту штормовую воду - "Я ни за, что не брошу тебя! Я умру вместе с тобой! Но, не брошу!".
Я уже не обращал ни на что внимание. И уже не ощущал, даже океанской штормовой качки. И дикого сокрушительного ветра в брызгах летящих через нас и тонущую Арабеллу волн. Я упивался, снова неистовой любовью. Любовью, последней к моей любимой и прижавшейся в смертной уже агонии моей любимой. Не смотря ни на какую свою, тоже слабость и потерю крови. Я целовал ее и вдыхал все ароматы ее мокрого и соленого от океанской бушующей воды женского тела. Тела моей любимой красавицы Джейн.
– Ты, даже, сейчас остаешься таким, какой ты есть любимый - простонала еле слышно она с закрытыми глазами. Прейдя в себя и чувствуя мои проникающие замерзшие от холодной воды мужские пальцы, шевелящиеся под ее лобком в ее промежности чрез плавки и низ гидрокостюма, промеж своих неподвижных полненьких раскинутых в стороны ног, ощущая мужскую массажирующую ее жаркое страждущее, всегда любви влагалище мою правую руку.
– Наконец, ты пришла в себя, любимая - прошептал я ей, прижавшись небритой щекой к ее миленькой облепленной прилипшими черными локонами волос щечке.
– Я не чувствую своих ног - помню, произнесла, мне еле слышно она - Что это, любимый? Я, ничего, там уже не чувствую. Я умираю? Я была без сознания? Да?
– я еле разобрал те ее, сквозь шум ветра и волн в предсмертном шепоте вопросы. И слабые слова.
– Не говори, так, любимая - произнес я ей, прижавшись колючей небритой щекой к ее девичьей щеке - Не говори так, слышишь меня. Не говори. Я буду до конца с тобой. Я умру сам ради тебя, любимая моя.
Я прижимал любимую, захватив правую под лобком и влагалищем в гидрокостюме ее неподвижную правую ногу своей правой рукой, и прижимая к себе в бешенной штормовой качке.
А, она уже практически не держалась. И, почти не шевелилась, лежа на моей груди спиной. Бессознательно, запрокинув мне на левое плечо свою черноволосую, слипшуюся сосульками длинных вьющихся змеящихся мокрыми локонами волос девичью головку.
Она помню, повернув свою ту чернявую девичью головку, застонала еле слышно. Прижалась разбитыми в кровь губками к моим. Посмотрела на меня черными, как ночь печалью наполненными неразделенной любовью на искалеченном девичьем отекшем от побоев лице красивыми под черными бровями в черных ресницах глазами.