Бортовой журнал 6
Шрифт:
Две точки зрения.
Первая: «Все, что я на сегодняшний день узнал о матросе Дмитрии Гробове, которого прокуратура подозревает в совершении преступления – убийстве людей на подводной лодке «Нерпа», – все говорит только о том, что это очень хороший человек.
И потом, он не совсем то, что мы привыкли понимать под словом «матрос», ему не 18 лет. Он контрактник, с детства мечтал о море, хотел служить, сам пошел в подводники и служит уже пятый год.
И еще на его защиту встал экипаж, встали офицеры.
Если офицеры встали на защиту матроса,
То есть у них там, на «Нерпе», настоящий экипаж – все друг за друга.
И потом, по свидетельству той же сдаточной команды завода, экипаж вел себя во время аварии достойно – грамотно спасал людей.
Прокуратура назвала его виновным. То ли у нас такая прокуратуры, то ли еще что? Виновность человека устанавливает суд. Так мне, во всяком случае, кажется, а до этих пор никто не имеет право оскорблять военнослужащего, полагая его преступником.
Я считаю, что Гробов просто очень совестливый человек. И именно совесть, ее муки толкают человека на самооговор.
То, что человек считает себя виновным, это еще не доказательство его вины. Конечно, я понимаю, ЛОХ – это его заведование, и если твое заведование убило людей, то ты будешь чувствовать себя виновным. Но говорить всем: «Я виновен» – нельзя. Прокурор этих душевных порывов не оценит. Самопожертвование – одна из отличительных черт подводника, но в данном случае то, что человек сам себя казнит, не исправит ситуацию. ЛОХ от этого не перестанет самопроизвольно поступать в отсек. Как только следствие установило, что на лодке идиотов нет, вопрос сразу же обратился к технике. Ее надо проверять и проверять. Сложилась схема в обход всех схем – вот что очевидно.
А диверсантов высокого уровня на нашем флоте не случалось со времен гибели «Новороссийска».
Да и там они были иностранного производства».
Вторая: «На сегодня единственная официальная версия аварии атомохода – человеческий фактор, и имя этого фактора уже не скрывают: контрактник Дмитрий Гробов. Следователи пытаются добиться ответа: как он запустил ЛОХ (лодочную объемную химическую систему пожаротушения)? А главное – зачем?
Наши источники, близкие к следствию, восстановили примерную картину действий контрактника.
Представьте себе заступившего на вахту матроса. Гражданские спецы бегают как сумасшедшие по всей лодке (ее нужно сдать до 1 января), а ему скучно. А рядом на стене – легкий способ победить скуку: прибор, похожий на большой калькулятор, – дублирующий пульт управления. Таких «калькуляторов» на АПЛ несчетное количество, чтобы можно было бороться за живучесть лодки и экипажа из любой точки корабля: дать сигнал на всплытие, пустить кислород в отсек или включить систему ЛОХ. Реальный шанс почувствовать себя капитаном.
Доступ к пультам никто не охраняет. На страже стоит только пятизначный пароль, известный лишь офицерам. Но в тот момент проводили испытания кодовой системы, – рассказал наш источник, – и секретные коды были просто… написаны карандашом на всех пультах.
Матрос набрал код и начал играться. Выбрал систему управления пожаротушением. Вообще, надо признаться, что Дмитрий испытывал к ней большой и не совсем понятный интерес. Как-то, вспоминают, при учебной тревоге интересовался у гражданских спецов, можно ли запустить ЛОХ вручную. Такой шанс у него появился. Исследуя содержание пульта, матрос залез в блок управления датчиками температуры и давления в отсеке. И начал ради интереса менять их настройки. Не подозревая, что они очень тесно связаны с пуском фреона.
30 градусов, которые показывал температурный датчик, матрос поменял на 78. А уже при 64 градусах система начинает подозревать пожар, – говорит наш источник. – Но машина попросила подтверждения – включать ли ЛОХ. Раньше в подобной ситуации появлялся сигнал на центральном пульте управления. И только при подтверждении пожара оттуда подавался фреон в отсек. На новейших системах фреон подается даже по запросу с локального пульта.
– Конечно, там есть защита от дураков, – объясняет капитан 1 ранга Алексей Суханов. – Даже если матрос ввел все данные, система должна запросить подтверждение ввода. Судя по всему, матрос и нажал его. Видимо, не осознавал степень ответственности. Насколько я знаю, сейчас с личным составом инструктаж почти не проводят.
Подтвердив пуск фреона в свой родной отсек, матрос услышал рев сирены, извещающей о запуске системы пожаротушения, и тут наконец осознал, что натворил. Перепугался, сбежал на другую палубу и там надел кислородную маску.
Гробов сейчас в шоковом состоянии, показания дает невнятные. Говорит, что кто-то ему сказал, мол, блок отключен и на кнопки можно нажимать.
Допустим, матрос-контрактник действительно не подумал о возможных последствиях своей игры с кнопками. Но следствие уже вызывало на допрос командира трюмного отделения Алексея Васильева, который видел, как Гробов нажимает на кнопки пульта, и… ничего не сделал. Да и после трагедии он рассказал об увиденном не сразу – ведь он несет персональную ответственность за действия своего подчиненного.
По словам следователей, матрос– не конечное звено в ЧП. К ответственности будут привлечены и другие люди».
Что смущает в деле матроса с «Нерпы» лично меня.
Меня смущает прежде всего время аварии. Официально заявлено 20.30, а очевидцы говорят о 18.00.
Почему для меня это так важно?
Потому что, случись это в 20.30, все бы поужинали, а потом кто смог, тот лег бы спать до вахты (первая смена заступает в 24.00). В пользу этого говорят свидетельства очевидцев, которые утверждают, что те, кто спал, те и погибли. Вроде бы все совпадает.
И тут вдруг появляются заявление очевидца, что авария произошла в 18.00, а лодка в это время находилась под перископом.
Если это так, то – «Боевая готовностьдва, от мест по боевой тревоге отойти! Центральному посту готовность номер один!» (Только центральный сидит по тревоге.)
То есть если все же авария произошла при нахождении лодки на перископе и в 18.00, то в центральном посту на «Молибдене» не может быть «вахтенного матроса» (если только, конечно, это не допускает ТКР – типовое корабельное расписание, в чем я очень сильно сомневаюсь). Его там не должно быть. Там должен быть офицер.