Бортовой журнал 7

Покровский Александр Михайлович

И еще он говорил, что у него огромные связи, и еще, что он выкупит весь «Пятый канал».

Вы думаете, что человека, назвавшего петербуржцев быдлом, немедленно уволили? Нет. Теперь говорят, что быдлом он петербуржцев не называл, а перед журналистами готов извиниться.

Что я могу сказать по этому поводу? Человек всегда виден в оговорках. Именно в оговорках. В них его внутренний мир. Как только человек выходит из себя, то он говорит все, что у него скопилось на душе. Это классика психологии, и тут я ничего не придумал. Если господин Бодрунов вольно или невольно назвал петербуржцев быдлом, то тем самым он приоткрыл нам свой удивительный внутренний мир. Теперь уже не спрячешься. И все потуги его замечательных коллег, отрицающих очевидное, приведут к тому,

что я, например, буду считать, что и они так же думают.

И для меня это не является каким-то открытием. Считать быдлом собственный народ – ну что же в этом такого необычного?

Не понимаю, что люди ожидают услышать от чиновника.

Я, например, ожидаю услышать именно это.

* * *

Кстати, размышляя на тему «быдло» и «не быдло», я пришел к выводу, что сам господин Бодрунов, видимо, к быдлу себя не относит, стало быть, они из благородных будут, а благородные, как известно, традиции чтят.

Вот и подумалось мне: у меня, если верить всем моим бесчисленным родственникам, в роду одни дворяне, так что мы бы вполне могли с указанным выше господином встретиться, скажем, на дуэли. Выбор оружия был бы за ним – холодное или же горячее. Из горячего я бы только посоветовал не выбирать АКМ – люблю я его очень. Так люблю, что на 100 метров любую мишень положу одиночным, совершенно не целясь. И из пистолета ПМ на 25 метров уложу любую мишень с прыжка.

А все остальное – да бога ради.

Из холодного – если только оный господин не тренирован специально—я бы исключил нож. У меня очень хорош цыганский удар.

Можно попробовать саперные лопатки – интересное может получиться зрелище.

Или черенки от обычных садовых лопат – тоже ничего.

Словом, все будет честь по чести – секунданты, врач, до первой крови.

Он отстоит свою честь, а я – честь всех петербуржцев.

* * *

Слышали лозунг: «Русские своих не бросают»?

Я слышал его много раз, и всякий раз мне хотелось узнать, есть ли такое место – вот оно, может быть, величиной с метр, – где русские своих не бросают? Я искал это место, но всякий раз натыкался на такое, где бросают, бросают обязательно, за милую душу, просто так, и бросают так, что тошно становится.

К таким местам относится Феодосия. Там сейчас живет офицер запаса, подводник, ветеран Вооруженных сил, инвалид 2-й группы, военный пенсионер Сорокин Владимир Васильевич. Он проходил службу в войсковой части 72108 (дивизион подводных лодок города Феодосии). Был он командиром БЧ-2-3, проводил испытания новой техники, в том числе испытывал такие наши несомненные ракетно-торпедные достижения, как «Шквал» и «Водопад», но в 1991 году при непрерывной многочасовой погрузке торпед отморозил себе на лодке ноги и стал инвалидом. 12 декабря 1991 года на основании приказа ГК ВМФ(№ 0767 от 03.11.1991 года) он был уволен по статье (59 п. «б»). Болезнь та называется облитерирующий атеросклероз сосудов нижней конечности. А потом его направили для постановки на учет в Феодосийский ГВК. У него 22 года выслуги, из них 17 на подводных лодках. Вот только живет он вместе с женой и двумя взрослыми уже детьми в однокомнатной квартире своей жены – метров аж 19. Все никак не встать ему на квартирный учет, потому как такая страна, как СССР, давно уже развалилась, а вместе с ней полетели к такой-то матери судьбы многих людей.

И живет теперь человек из милости, поскольку подниматься на 5-й этаж нет никаких сил. 4 года не выходит из дома и научился даже зубы себе вырывать «методом открытия дверей».

А ведь он из Санкт-Петербурга. У него здесь родители лежат на Большеохтинском кладбище. И блокаду они здесь пережили. На улице Марата в доме 74. Мать с 14 лет работала в гальванике и имела рабочую карточку. Ее приютили

соседи. Как-то она отстояла огромную очередь в блокадную зиму. У нее были карточки на всю семью. А к ней подошел мальчик, такой же доходяга, вырвал из рук хлеб и начал его есть. Он никуда не побежал. Просто упал на снег и ел хлеб. В полной тишине вся очередь била его ногами, а он улыбался и ел. Он так и умер, улыбаясь.

Мать умерла в 1985 году. В тот самый момент наш герой и лишился навсегда ленинградской прописки, а заодно и квартиры, поскольку служил-то он в Феодосии – такие вот у нас законы, и Родину по этому поводу не докличешься.

Ему бы квартиру на первом этаже в пригороде Петербурга. Однокомнатную. Чтоб он мог туда на руках вползать.

М-да. А где-то своих не бросают.

Все не найти это место.

* * *

В Петербурге книжная ярмарка. 23 апреля в 12.00 прибыла Валентина Ивановна. И прибыла она не одна, но со свитой. Красивая. У нас в Питере, если и есть что красивого, так это только Валентина Ивановна. Свита шла как хороший рыцарский отряд – многорядно по обеим сторонам. Причем это все никакого отношения к окружающему не имело. Это как у Гоголя: мост через озеро, а на нем по обеим сторонам лавки.

Движение по мосту само по себе, а лавки – сами по себе. Лавкам все равно. Все равно все мимо них.

Наконец все взошли на трибуну.

На трибуну взошли: она, он (Тюльпанов – наш главный законодательный цветок), Даниил Гранин и администрация района. Все расписались в книге золотым пером, при этом все время объявляли: «Золотым пером расписывается такой-то!» – потом сказали речь. Каждый, радостный, произнес. Валентина Ивановна свое – Валентиной вановское, а Гранин – свое, гранинское, что-то типа: «Я хочу, чтобы вы все…» – не очень отчетливо было слышно. После чего и открыли ярмарку «Время читать!».

Это как букварь в сельсовете. Букварь закрыли в сельсовете, и по этому поводу праздник у детей – уроки отменили, а над сельсоветом радиоточка, которая музыку выдает прямо из Большого театра на Матренин двор.

* * *

Вести с фронтов

Министр обороны Сердюков приехал в Калининград. Все скрытно, конспиративно. Выездную военную коллегию МО по ВМФ провели три дня тому назад, и провели ее совершенно тихо. О предстоящем прилете Сердюкова нигде не сообщалось, и даже по городу он перемещался без мигалок и сирен.

Но вообще ничего не сообщить, видимо, было нельзя, и поэтому выдали информацию с суточным опозданием. И никаких вам видео– и аудиоматериалов, ни одного журналиста, ни одного интервью. Министр обороны приезжал так скрытно, что даже дату проведения этой коллегии поначалу называли совсем не ту. Просто военная операция.

Результат – практически все руководство тыла Балтийского флота во главе с начальником тыла представлено к увольнению в запас с заведением уголовных дел. Конечно, интересно то, как они будут расследованы, так как все нитки (и даже не нитки, нет, а канаты) тянутся в Москву. Видно, все так херово, что пришлось срочно и почти секретно все решать, и что интересно, в аккурат к приезду Сердюкова бастовал ЗЗСРЗ в Балтийске. Все 300 человек, которые с января не получают зарплату. Прозвучал призыв перекрыть Калининградский судоходный канал.

Испуг у власти был такой, что показали все это по государственному телеканалу и написали во всех газетах.

Кстати, после того как начальник завода перестал быть военным, его (завод) переподчинили Питеру (Западному центру судостроения). Этот завод штурм Пиллау в апреле 1945 года пережил. Цел остался. И лихие 1990-е пережил. Место у него отличное. Прямо на входе в базу. Два плавдока.

Вот только боюсь, как бы не продали его уже кому-то. Оттого и забастовка.

Что-то не нравится мне все это. Ох как не нравится!