Боруэлла
Шрифт:
— Не очень, — с сомнением сказал Ясик.
— Ну, это не важно. Всегда говорят, что собаки очень похожи на своих хозяев. И, если я найду людей, похожих на меня — они и станут моими новыми хозяевами! Всё просто.
— А если эти люди не сразу заметят схожести? — спросил Ясик.
Я вздохнул. Как же сложно искать этих новых хозяев!
— Буду долго идти следом. Когда на меня обратят внимание, сделаю пантомиму
— Это какая? — удивился Ясик.
Я, улыбнувшись, открыл рот, высунул язык и стал часто дышать. К ушам приставил свисающие в низ ладони. Потом закрыл рот, сделал глазки «домиком», наклонил голову на бок и поднял вверх одну ладонь-ухо.
— Сойдёт, — засмеялся Ясик. — Думаю, это как раз то, что надо!
И убегал. Я в таких случаях не понимал, что к чему, но в беседах участвовал охотно. Однажды он пришёл с красками, кисточками и предложил:
— Давай порисуем! Как будто мы на конкурсе, и наши рисунки должны занять третье место. То есть его между нами поделят. На свободную тему!
Мы плюхались на живот в моей комнате и приступали к изобразительному искусству, если его в нашем исполнении можно было так назвать.
Как-то он предложил придумывать прозвища для нас самих — пусть даже обидные, но только чтобы подходили. Мы взяли по листочку и закрылись друг от друга книжками. Ясик сначала сидел задумчивый, а потом стал нагло заглядывать ко мне в листочек. Я отбрыкивался пяткой, но особо не обижался — в моём списке прозвищ пока было пусто. Я хотел написать…
— Я знаю, — негромко сказал Ясик, кивнув головой. — Ты хотел написать — Инопланетянин?
Я сначала удивился, а потом улыбнулся.
— Неа, — сказал я ему, и мечтательно добавил: — Вот был бы ты зелёным…
Ясик беззаботно рассмеялся. А, когда мы наконец-то обменялись листочками, он стал читать вслух, «пробуя на вкус» каждое имя…»
Было уже темно, когда Борька осторожно закрыл тетрадь, как будто та была стеклянной… или хрустальной. Положил её рядом с собой. Долго молчал, и Петька не прерывал этого молчания. Только ветер за окном нёс какую-то неуместную несуразицу.
— Помолчал бы уж… — сказал ему Петька.
— Давай пока дальше не читать? — предложил Борька. — Это надо читать медленно. Мне так кажется.
— Давай, — согласился Петька. — И продолжение давай только потом будем узнавать, как дочитаем?
Борька кивнул.
— Интересно, это всё на самом деле было? — спросил Петька.
Конечно, это было на самом деле, подумал Борька. Такое, если и придумывают, то оказывается, что вспоминают, или как-то узнают. Шестым чувством каким-то. Он думал о другом, но не решался сказать об этом Петьке. Засмеёт ещё… Нет, обязательно засмеёт! Но об этом спросить-то будет практически не у кого…
— Слушай, — наконец-то решился Борька. — А тебе не кажется, что этот Ясик и наша Элька чем-то похожи?
Петька хмыкнул:
— Как свинья на коня, только хвост не такой!
Так я и знал, подумал Борька. Захотелось обидеться, но Борька сдержался. Хотя, если со стороны посмотреть, что может быть общего между тихим Ясиком и бурной, несдержанной Элькой? Наоборот, полные противоположности… Борька и сам не мог понять, почему он так решил. Как будто догадка летала в воздухе, как бабочка, дразня: то приближаясь, то взмывая ввысь. Связь между ними наверняка была, только такая, которую не рассказать словами, а нужно только почувствовать…
— Кстати, — вдруг вспомнилось Борьке. — Ты читал Элькино сочинение про море?
Петька замотал головой.
— Ты что! — воскликнул Борька. — Такое сочинение! Сейчас найду. Она его за меня написала. Пять с плюсом поставили. Представляешь? — и добавил голосом, не терпящим возражений. — Элька — поэт.
— Поэтиха, — всё-таки возразил Петька, дочитав сочинение. — Кстати, тебе не кажется, что она о превращении уже почти не думает? Говорит об этом только так, для проформы.
— Для чего говорит? — переспросил Борька.
— Для проформы. Точно не знаю, что это слово обозначает, но у меня его папа любит говорить. Ну, вроде как для галочки.
— Для какой ещё Галочки? — совсем удивился Борька.
— Вечер. Темнеет. — тихо сказал Петька. — Лучшие умы на ручнике…
— Да ладно тебе, — всё-таки немного обижено сказал Борька.
В тот вечер Петька не ушёл домой. Он позвонил родителям, предупредил, что останется ночевать у Борьки (похоже, он смог убедить их, что общение с Борькой всё-таки может довести до добра) и торжественно оккупировал Элькину раскладушку.
Мальчишки долго разговаривали. Они и сами не заметили того, что о чём бы ни заходил разговор, тема всё время возвращалась к Эльке. И к тому времени, когда Элька, может быть, уйдёт… или улетит — навсегда.
«…- Я завтра не приду, — сказал Ясик однажды прямо с порога, склонив голову. — И, может быть, не приду больше никогда. Даже… скорее всего. — Ясик посмотрел на меня. — Ты будешь ждать?
Я знал, когда Ясик не шутит. Да и не шутят с такими вещами вообще.
Как это говорят — обухом по голове? Я бы сказал иначе. Если бы обухом, это было бы лучше, намного лучше. Да хоть двумя обухами! Хоть сотней!
Как же буду я жить — без него? «Ясик улыбается, значит — всё нормально», — говорили жители дома о незаметной улыбке на мальчишечьем лице. Значит, всё нормально уже не будет? А что теперь будет вообще? И как же без этого — «Артём! К тебе опять твой морж пришёл!» — «Я не морж…» — «Он не морж, а просто из тёплых стран. В нём тепла много накопилось!» Ясик, ты приучил меня к себе, к странным разговорам, к интереснейшим выдумкам, приучил… к дружбе… Я стал другим, Ясик! А ты? Где ты будешь? Что будет с тобой? Куда ты?