Босиком по берегу рая
Шрифт:
– Но я не брал. – Возразил Герасим.
На, что получил ответ директора, на который возражать не было никакого смысла.
– Ты, Герасим, конечно не брал, и мы все здесь тебе верим и на твоей стороне, а вот в полиции тебя и слушать не будут, закроют до суда, а потом или тюрьма, или депортация. Любой вариант исхода событий тебе не очень подходит. – Добавил директор. – Короче беги Герасим и чем быстрее и дальше, тем для тебя лучше.
С этими словами директор открыл дверь сарая, возле стены которого и проходил митинг, и выволок на свет Божий старый велосипед.
– Вот, бери! – Сказал директор и вручил его Герасиму.
Старики тоже начали протягивать Герасиму пакеты и свертки с едой. – Бери, бери, – скомандовал директор, – в дороге все пригодиться, да чуть не забыл самое главное: – Вот денег тебе всем коллективом насобирали. Тут не так чтоб много, но на первое время я думаю хватит, если будешь экономить. Собаку можешь оставить у нас, если хочешь,
С этими словами директор помог уложить в багажник велосипеда последний сверток с едой и по-отцовски обнял Герасима. Му-му, от всего происходящего вокруг, мягко сказать обалдела, но запахи еды, доносившиеся из сумок, висевших на руле велосипеда и лежащих в багажнике, быстро вернули рассудок ее в исходное состояние. Герасим, напротив, прийти в себя не смог и находясь в полуобморочном состоянии сказал всем, до свидания, медленно и слегка пошатываясь зашагал по тропинке в сторону трассы, везя велосипед рядом с собой. Му-му пристроилась с другой стороны и особо не раздумывая пошла тоже рядом с велосипедом.
Старики вдогонку позвали: – Му-му, Му-му. – Но собака даже не оглянулась. Подождав, когда парочка скроется за забором, дедушки и бабушки начали расходиться, каждый из них уносил в своем сердце какую-то утрату и потерю, а главное то что они не могли помочь этому бедному человеку, хоть все были уверенны, в невиновности его. Кто-то из стариков сравнил ситуацию с партизанским движением. Только от такого сравнения на душе стало еще грустнее.
– Ладно вам, – попытался приободрить всех директор, – все само собой уладится, давайте все в дом зайдем, а то сегодня утро какое-то прохладное, как бы не заболели вы все у меня, быстро в дом!
Герасим, пройдя приблизительно метров около трёхсот, остановился около старого деревянного грибка со скамейками, сколоченного кем-то очень давно вероятно с той целью, чтобы уставшие туристы могли посидеть и отдохнуть. Так и Герасим сел на лавку, аккуратно поставил велосипед рядом, облокотив его к рядом стоящему дереву. Обхватив голову руками горько заплакал. Было ему очень обидно, то, что его, абсолютно честного человека, подозревают в воровстве и нет у него никакой возможности доказать обратное. Му-му, видя, что ее хозяин находится в расстроенных чувствах решила его поддержать и аккуратно засунула свой мокрый нос в ладонь Герасима. Слезы дали какое-то облегчение душе. Он встал, огляделся вокруг, и убедившись, что его никто не видит, смачно высморкался с начала из левой, а потом из правой ноздри. – Ну и пусть меня подозревают, – подумал он, – главное, что я перед собой чист, а заблуждения людей, это лишь их заблуждение и их ошибки. С этими словами он посмотрел на собаку. – Значит бежать, – Герасим как-то даже повеселел. Му-му сразу почувствовала перемену в общем настроение и активно завиляла своим мохнатым хвостом. – Бежать, – еще раз повторил Герасим и молнией мысль пронеслась в его голове. – Идея, – от восторга закричал Герасим, – мы будем бежать с тобой на море, и мы начнем свое путешествие прямо сейчас. – Прокричал на своем таджикском Герасим. Видя, что настроение у Герасима совсем улучшилось, Му-му дала свое молчаливое согласие по поводу моря, увеличив амплитуду мотания хвостом. Недолго думая, парочка отправилась в свое путешествие.
***
В это время, не смотря на уже не раннее утро, Кузьмич продолжал спать. Сказывалось позднее застолье и алкоголь принятый в превышающем норму количестве. И снился Кузьмичу сон, что будто он еще совсем маленький, такой -совсем подросток, лет двенадцать, что скачет он на белой лошади по песчаному берегу реки и брызги от копыт летят в разные стороны как хрустальные осколки. Настроение такое, что хочется смеяться. Со стороны поля до него чуть слышно долетает песня про облака (Облака, белогривые лошадки), из-за поворота реки, ему на встречу, показалось стадо коров. Видимо замученные слепнями и оводьями, коровы решили зайти в воду. Заметив Кузьмича, коровы приветственно заулыбались, оголив на показ свои зубы. А показывать было что. Каждая из стада корова обладала и нижними и верхними зубами довольно четко напоминавшие человеческие, были эти зубы настолько хороши собой, что их ровности могли позавидовать известные телеведущие. Единственное, размер этих зубов был, мягко сказать, великоват, а самое главное то, что они были золотые.
–
Это что за бред? – Закричал во сне Кузьмич. – Хотя тоже, к прибыли вроде как золото видеть. – Успокоил он себя.
С мыслей, о неминуемо надвигающейся прибыли, Кузьмич проскакал мимо коров дальше. Коровы в след ему начали мычать, причем странное дело, чем дальше он удалялся, тем громче это мычание было слышно. Солнце своим лучом нащупало щель в шторах и со всей своей утренней силой начало светить Кузьмичу в лицо. Кузьмич проснулся. Хорошее настроение из сна перешло на бодрствование. Кузьмич потянулся во весь рост, приоткрыл шире еще сонные глаза, и готов было уже подниматься со своей кровати, как услышал коровье мычание, будто пробивающееся из его же сна наружу. Некоторое время Кузьмичу потребовалось на то, чтобы понять, что это уже не сон. Еще некоторое время ему понадобилось на то, чтобы понять, что это за звук и кто его обладатель. Понимание к Кузьмичу пришло, сон исчез основательно и с ним хорошее, утреннее настроение. Он четко понимал, величину проблемы. Мычание и теперь уже слышимое блеянье, издавали животные во дворе Кузьмича. Кузьмич даже отчетливо понимал, что это за стадо такое и как оно попало к нему во двор. Стадо это состояло из трех огромных коров и пяти коз с козлятами. В деревне это стадо прозвали «бандой Квакина» и была эта банда грозой соседских садов и огородов. Заводилой в банде была старая коза. Именно она разрабатывала коварные захваты задних огородов крестьян и дачников. И ведь понимала вредная скотина, что задние сады и огороды практически ничем не загорожены, а заборы и изгороди имеют больше политический характер. Тем более как правило задние огороды граничили с лесом, а значит были пути отступления. Бывали моменты, когда банду застигали врасплох, и тогда всем членам банды доставалось по полной программе. Чем только не били их. В основном это были черенки от лопат и колья из забора. Бывали и просто ветки, наспех сломанные у куста. Какие только размеры камней и земляных комьев в них не летело, но «банда Квакина» не собиралась остепениться и стать обычным стадом. Каждую свою неудачу они запоминали и готовили план мести. Каждого кто когда-либо так или иначе их обидел, они запоминали и заносили в черный список врагов. А если взять в учет, то что все жители деревни, включая приезжих дачников, когда либо, сильно или слабо, но обидел банду, то получается, что банда ненавидела всех и каждого из жителей деревни. Атака на врагов проходила по всегда одному сценарию. Проходя между лесом и деревней стадо высматривало очередной огород для своего коварного нападения. Впереди стада шла мозг и заводила, старая коза, вот она и определяла жертву и давала команду к атаке. Выглядело это так. Выбрав нужный огород, атаманша подходила в плотную к забору, вставала на задние конечности, а передние, вытягиваясь во всю свою длину, опирала на верхнюю часть изгороди, тем самым давая сигнал о начале атаки. Дальше все было еще проще. К забору подходила одна из коров и совершенно тупо облокачивалась на него всей своей массой. Естественно старая изгородь не выдерживала и валилась. Путь к грабежу был свободен.
Как конкретно произошло в этот раз, не известно, но факт присутствия «банды Квакина» у себя во дворе, Кузьмич осознавал более чем четко. На память Кузьмичу сразу пришла мысль, что всего пару дней тому назад жена говорила ему о том, что не плохо было бы поставить новый забор на заднем огороде, а то старый совсем трухлявый стал, того и гляди упадет. В одну секунду Кузьмич соскочил с кровати и выбежал на крыльцо. Картина, представшая перед его глазами, была более чем плачевная. Все стадо в полном своем составе тусовалось не в огороде, как принято у животных, а во дворе перед домом. Стол и скамейки валялись на земле, – хорошо вчера все со стола убрал, – бегло подумал Кузьмич, самовар тоже валялся на земле. Но самое страшное, что в поваленную гитару Француза одна из коров наступила своей задней ногой и теперь эта несчастная гитара, болтаясь на ее копыте такой нелепой босоножкой, иногда издавала жалкие звуки порванными струнами, задевающими за другую ногу. Ужас от увиденного и мысль о том, как расстроиться Француз, узнав о преждевременной кончине своей гитары, пробудило в Кузьмиче инстинкт хищника. Стараясь не выдать себя Кузьмич застыл на крыльце. Рука медленно стала нащупывать вдоль стены что ни будь существенное, из орудий труда огородника. И почти сразу в ладони у Кузьмича оказался черенок граблей. – Это подойдет вполне. – Уже предвкушая как он погонит это стадо прочь, огуливая по бокам противной скотине граблями, Кузьмич перед глазами увидел титры: – «в фильме не одно из животных не пострадало», со словами, – не в этот раз, – Кузьмич бросился на обидчиков.
Тем временем, когда Кузьмич гонялся по своему огороду с граблями на перевес за чужими козами и коровами, проснулся и Володя. Повалявшись немного в кровати, с мыслью о том, что сегодня выходной, в планах кроме вечерней рыбалки нет ничего, Володя отправился в ванную комнату. По дороге заглянул на кухню и поставил чайник на огонь. В ванной комнате пробыл совсем не долго, но вышел оттуда гладко выбритым и аккуратно причесанным мужчиной. На кухне чайник закипел и Володя, заварив себе кофе, прикурив сигарету, пошел на веранду. Солнце еще не разогрело землю как следует и поэтому было слегка прохладно. Выпить чашку кофе и выкурить первую, утреннею сигарету, в такой легкой прохладе было очень приятно. Володя сделал несколько глотков, поставил чашку на стол, крепко затянулся и решил позвонить Кузьмичу, с простой целью узнать, как все вчера разошлись. На долгие звонки Кузьмич не ответил. – Спит, наверное, еще, – подумал Володя, для себя решив, что как кофе допьет, то прогуляется до Кузьмича, по пути зайдет к Семенычу.
Прогулки утром по деревне Володе очень нравились. Именно с утра в деревне люди особенно приветливы и добры. Вот и сегодня, пока дошел до дома своего дружка Семеныча, остановился пару раз и имел не короткий разговор с соседями. Разговор был сразу и не о чем, и о чем. То есть, содержательного в нем было мало, но зато от чистой души. Подойдя к калитке Семеныча, Володя увидел на двери замок. – Что-то я не помню, чтобы Семеныч планы какие-нибудь на утро строил, – подумал Володя, и набрал номер Семеныча. В трубке он услышал, что абонент не доступен с просьбой перезвонить позднее. – Вот теперь совсем не смешно, – проговорил Володя и зашагал к дому Кузьмича. В голову пришла только одна мысль, – «Все проснулись раньше него и теперь дружно похмеляются у Кузьмича». Довольно быстро Володя дошагал до нужного дома, калитка была не заперта. Войдя во двор и подойдя к тому месту где вчера был банкет, Володя застыл от изумления. Мало того, что он не увидел на месте своих вчерашних опохмеленых сотоварищей, да и само место было довольно-таки странным. Все, что можно, было повалено на пол. В стороне валялся вчерашний, так и не понадобившийся самовар. А самое главное на земле валялись фрагменты гитары. – Короче, как не крути, а на лицо факт странного происшествия. – Только вот не понятно, – подумал Володя, – когда это все произошло, и где все? С этими мыслями поставил на место стол и скамейки. Поднял самовар, прикурил и начал разглядывать то, что осталось от гитары, пытаясь построить логическую цепочку того происшествия, которое могло здесь произойти. В голову приходили только какие-то не очень хорошие мысли. Сидя на скамейки и размышляя, Володя услышал стук со стороны заднего огорода. – Это что еще такое. Он встал и пошел проверить. Удивлению Володи не было придела, когда он увидел Кузьмича, мирно ремонтирующего изгородь.