Босиком по пеплу. Книга 2
Шрифт:
Присвоил себе мое тело, что по неведомым моему мозгу причинам безвольно ведется на его манипуляции.
Взял себе окончательно и бесповоротно, и теперь имеет меня так, словно я не особенная женщина, которую он выбрал и долго ждал – а просто тесная дырка, созданная для удовлетворения его базовой потребности.
Это было жестко. Жутко. Обидно. Сильно. Горячо и больно.
Я даже не знаю, что страшнее – то, с каким остервенением и скоростью он меня трахал, или то, что я кончила в процессе нашего дикого сношения.
Когда выхожу из ванной, я с облегчением осознаю, что мои молитвы услышаны – Амиран спит. Значит,
Сука, ты делала это не в первый раз.
Ах, если бы это было так, у меня бы сейчас не дрожали коленки и не раздирало бы глотку. Кто бы мог подумать, что Мэрайя, заставившая меня вместе с ней пойти на курсы орального секса, окажется права, и этот навык мне действительно однажды пригодится. Наши походы на подобные уроки было довольно трудно держать в строгом секрете от моей охраны, но шалость удалась. Я хотела сделать Нейтану подарок и научиться делать ему очень приятно, но до сюрприза так и не дошло – все мои планы на сексуальную жизнь с Нейтом превратились в четыре года почти полного игнора с его стороны.
Пусть этот властный сукин сын продолжает думать, что он не первый, перед кем я опустилась на колени. Не первый, кого я вдоль и поперек изучила языком. Не первый, кому мне понравилось это делать.
Пусть раз за разом помнит, что первый – не он.
Любимый – не он.
И мужчина, ради которого я готова бежать босиком по пеплу – тоже не он!
Пусть эти мысли сбивают с него всю царскую спесь. И хоть немного напоминают о главном: никто никому не принадлежит. Он не имел права присваивать меня себе, когда мне было тринадцать. Это ненормально и дико.
Ощущаю, как кровь стремительно приливает к лицу, когда я вспоминаю вкус его кожи. Черт, он делает меня животным. Укрощает и дрессирует, как самую дикую тигрицу в его зверинце. Каждый дюйм тела покрывается мурашками, пока я прячусь в темноте комнаты и просто смотрю на спящего Амирана уже около десяти минут.
Не заметила, что так сильно залипла. Встала посреди комнаты и замерла не дыша. В мире найдется немного женщин, которым Амиран аль-Мактум будет неприятен физически. Его привлекательность, притягательность и первородную сексуальность отрицать невозможно. Эмир сотворен из грешной порочности, непоколебимой мужественности сногсшибательной силы. Быть таким – просто незаконно. Он продал душу дьяволу из спортивного зала, чтобы вылепить себе рельефные мышцы, которые лишний раз подчеркивают его парализующую энергетику и стремление к власти.
Черт бы его разодрал и сжег в пекле. Видеть не хочу…
И все же продолжаю смотреть на Амирана.
Эмир занимает большую часть моей постели.
Непроизвольно напрягаю брови, осознавая, что мне будет трудно прилечь рядом, и не разбудить его. Мужчина раскинул руки в разные стороны и лег, чуть ли не поперек кровати, всем своим видом приглашая меня в капкан своих лап.
Ага, уже разбежалась. На диване посплю.
Дыхание у него ровное, спокойное, но по напряжению мышц, подчеркнутыми отблесками луны, я понимаю, что спит он сейчас чутко, не глубоко. И даже в такой интимный момент, как сон, Амиран выглядит как задремавший огнедышащий дракон, от которого за версту веет смертельным жаром.
Невольно, я подбираюсь все ближе и ближе к эмиру.
Разглядываю каждую мышцу, акцентируя внимание на самой боевой и живой из них. Амиран шумно выдыхает во сне и слегка сгибает одну ногу в колене, подаваясь бедрами вперед. Косые мышцы живота Амирана напрягаются, заставляя меня сомневаться в том, что он спит. Я вся дрожу, с опаской скользнув взглядом по дорожке волос, частично прикрытой белой простыней. Ткань не скрывает очертания внушительных размеров органа, с которым мне пришлось познакомиться еще ближе.
Сглатываю скопившую во рту слюну, вспоминая, его требовательное «оближи» и ощущаю, как сердце в груди заходится неистовым галопом.
Это похоже на наваждение. Голод. Безумие. Помутнение, болезнь, пробудившийся инстинкт.
Я ненавижу его.
Луна перемещается и теперь свет от нее подсвечивает красные полосы от моих пальцев, оставленные на предплечьях Амирана. Мой взгляд падает на зеркало у изголовья кровати. Не выдерживая бури переполняющих меня эмоций, я хватаю вазу с туалетного столика и борюсь с диким желанием запустить ее в хрупкую гладь над эмиром.
Он заслужил того, чтобы осколки зеркала впивались в его кожу также сильно, как пепел и песок в мои ступни.
Заслужил.
Заслужил за то, что играл со мной. Изначально врал мне, рисковал мной. Он вынудил, он заставил. В том, что мы с Нейтом уже никогда вместе не будем, виноват только он.
Умудрившись усмирить свой пыл и гнев, я просто ставлю вазу на место и пулей выбегаю на балкон.
Сон не идет, и не пойдет рядом с этим мужчиной. Боюсь, что опять проснусь с его членом между своих бедер и языком внутри.
Жадно втянув ртом влажный ночной воздух, я опускаюсь на подвесную качель из плетеных веревок, установленную на балконе. Не знаю, сколько проходит времени, пока я просто раскачиваюсь вперед и назад. Ритмично работаю ногами, крепко держась за толстые тросы и наслаждаюсь слабой имитацией полета.
Вздрагиваю всем телом, когда раздражающий щелчок зажигалки выводит меня из расслабляющей медитации, вызванной умиротворяющим покачиванием.
– В постель, tatlim. Быстро, – низким и вкрадчивым тоном, вновь приказывает Амиран.
Проснулся, черт. Не спится Анмарскому дьяволу, мать его.
– У меня бессонница. Я хочу побыть здесь, – противостою ему я, не собираясь потакать прихотям и приказному тону наследника. – И не кури мне в лицо, – жестче добавляю я, втянув носом аромат насыщенных табаком и терпких сигарет. В горле мгновенно начинает першить, в легких саднить.
– Сбавь тон. Много себе позволяешь, – предостерегает Амиран. Я знаю, что он стоит в двух метрах от меня, но даже не смотрю в его сторону.
– Я ведь твоя жена. Имею право? На невинную просьбу, которая касается нас обоих, – гнев все сильнее закипает внутри. – Мне же рожать для тебя наследников. Твоими темпами, мне это светит очень скоро, Амиран. Ты даже не думаешь предохраняться, – я вновь укоряю его за подобную халатность в отношении моего тела.