Босиком по стеклу
Шрифт:
— Вопрос закрыт! — практически сорвалась на крик, когда Морган в очередной раз попытался выудить из меня информацию по делам моего жениха, увиливая от своей части договорённости. — Я уже говорила миллион раз и повторю снова: мне нужно имя того, кто распорядился заложить бомбу в машину Джеймса!
Возможно, мне и следовало вести себя тише, но сегодня был будний день, Агата вышла за покупками, а охрана переместилась в комнату для персонала на другой этаж, так что не было смысла сдерживать эмоции. К тому же меня дико бесила сложившаяся ситуация и то, какой идиоткой считает меня дорогой
— Это слишком дорогая информация, чтобы я мог выдать её раньше времени, — продолжал торговаться, явно думая, что сможет получить желаемое, взяв его измором.
— Хотите сказать, что вам мало того, что вы уже получили? — фыркнула, отходя к светлому окну. — Заморозив в мэрии проект Джеймса на сеть собственных аптек, вы не просто не позволили ему заработать, но ещё и полностью лишили вложенных во всё это денег! И, по-вашему, этого всё равно слишком мало?
— Я хочу знать имена его поставщиков, — повторил сухой голос на другой стороне трубки, словно я говорю не с живым человеком, а с заезженной пластинкой. — Сойдёмся на этом и будем квиты.
— Нет, — отрезала, более не желая продолжать этот бестолковый разговор. За это время я прекрасно поняла, что нужное мне имя принадлежит либо тому, кого тот до чёртиков боится, либо же тому, с кем он очень близок. И именно из-за этого назвать его — всё равно что выстрелить себе в ногу. — Или вы делаете так, как говорю я, или игра окончена.
— Безрассудный ход, племянница. А не думаешь ли ты, что я могу переиграть тебя, пойдя к Николасу Прайду? — выплёвывая каждое слово, словно это была серная кислота, способная обжечь мне лицо, дядя Морган явно начинал терять самообладание.
Отчего сразу стало понятно, что люди, желающие пододвинуть Джея, давят на него куда сильнее ожидаемого и делают это настолько сильно, что он даже готов пойти на откровенный шантаж. Откровенный, вот только совершенно не осуществимый, ведь он слишком сильно боится Ника, чтобы заикнуться о том, к чему и сам приложил руку.
— Идите, — пожала плечами не в силах сдержать улыбки, — если верите, что с помощью этого сможете меня переиграть. Доказательств у вас всё равно нет. Телефоны одноразовые, ни писем, ни сообщений у вас нет. Всё, что вы от меня узнали, было передано сугубо на словах. К тому же кому, по-вашему, поверит Прайд? Человеку, который уже замарал свои руки, выкачав миллионы из компании его сына или той, которая греет ему постель? Я их дойная корова и нужна им хотя бы до того момента, пока мы с Джеймсом не поженимся. А как насчёт вас? Уверены, что не станете козлом отпущения, на которого Прайды спустят всех своих бешеных псов?
Несмотря на то, что говорила я вполне уверенно, да только на самом деле боялась реакции Ника, и именно из-за этого имя заказчика было необходимо мне как самый главный козырь во всей этой компании. Продолжать игру без него — всё равно что облить себя керосином, заходя в горящий дом! Сейчас оно было моим самым главным козырем во избежание возможного скандала. Уж лучше Ник с Джеймсом посмотрят на меня как на маленькую дурочку, которая проделала столько пакостей для того, чтобы найти виноватого во взрыве, чем крысу, желающую уничтожить их семью.
— Ты так в себе уверена,
— Да, — твёрдо ответила, не меняясь в голосе. — А теперь простите, но у меня важные дела. Так что, если не хотите мне ничего сказать, я вынуждена закончить этот бестолковый разговор.
Отключила телефон под бешеное биение сердца — мне понадобилось около минуты, чтобы успокоиться и перевести дыхание. Опасная… Очень опасная игра! И я сумела понять это всего неделю назад, когда Джеймс сорвался до того, чтобы разнести всю нашу гостиную.
Телевизор, камин, столы, стулья… Разбитая мебель потянула на двадцать три тысячи, прибавив в копилку его неприятностей ещё и разрезанную руку. Кровь, осколки, рычание взбешенного медведя… Оказалось, что Джеймс в гневе ничуть не уступает свирепому Зевсу. Наверное, попадись в этот момент в его руки главная виновница неудач, и он бы разорвал меня так же легко, как и простую тряпку. Наверное, именно из-за этого он и не стал оставаться дома, побоявшись, что может в пылу гнева причинить мне вред очередным выплеском негатива через секс или того хуже руки.
Спрятав телефон в коробку из-под обуви, я пошла в ванную. Нужно было принять душ перед встречей с Себастьяном. Ведь перед дождём началась настоящая парилка, а делать кондиционер ещё холодней — означало свалиться с простудой. Тем более что у меня, словно у заколдованной, от него всегда появлялась на губах простуда. А ходить в разгар лета с отвратительной болячкой хотелось ещё меньше, чем с воспалённым прыщиком.
Освежившись, накрасившись и переодевшись в свободное белое платье, я уложила все конспекты своего старосты в подарочный пакет. Мы с Себастьяном договорились встретиться в три часа в парке у фонтана, так что нужно было успеть вернуть ему всё до того, как погода окончательно испортится, возвращая в Манхеттен долгожданную прохладу.
— Привет, — подняла трубку, видя на экране фото красивого парня, — я уже выхожу.
— Привет, Даяна, извини, но у меня немного изменились планы, так что я опоздаю минут на пятнадцать-двадцать.
— Ничего страшного, — улыбнулась, спускаясь по деревянным ступенькам на первый этаж. — Двадцать минут не так уж и долго. Как раз покормлю уточек.
— Спасибо, — в приятном голосе Себастьяна послышалось облегчение, словно он на самом деле считал, что я могу отказаться от встречи из-за такой немыслимой ерунды. — Ты ведь знаешь, что, будь моя воля, и я бы ни за что на свете не заставил тебя ждать.
— Знаю, так что восприму это как прелюдию, — хотела пошутить, но вместо этого поперхнулась последним словом, так неожиданно встретившись взглядом с вошедшим в гостиную Джеймсом. — Ну ладно, позже увидимся, — поспешно отключилась, словно делаю что-то противозаконное.
— И с кем это ты собралась увидеться? — поинтересовался Джей, убирая руки в карманы брюк. Его пронзительный взгляд скользнул по лицу вниз, оценивая лиф открытого наряда.
— Нужно отдать тетради, — приподняла пакет, стараясь со всем своим достоинством выдержать тяжесть голубых глаз, которые одновременно и заморозили меня, и сожгли, оставляя после себя лишь горстку пепла. — А ты почему так рано?