Босс под елкой
Шрифт:
И как я вообще оказалась, видимо, у него дома. Хорошо хоть одета – майка и штаны при мне.
– Простите пожалуйста, Чезаре, за мое безобразное поведение, – а если он его за намек принял? Если… вспоминаю наш поцелуй – и краснею гуще помидора, – я сейчас умоюсь, если можно, и пойду… – говорю, пытаясь слезть с кровати.
Ногу прошивает боль.
– Сиди уже, чудовище, – мне показалось – или глаза мужчины потеплели? – может, расскажешь, что тебя так расстроило вчера? И да, пожалуй, нам имеет смысл перейти на «ты».
Он обаятельно подмигивает
Д… Дед Мороз и его Снегурочка! Какая фигура. Спортивная, Романова, спортивная. Слюни подбери. Мышцы перекатываются, татушка блестит. Я не могу отвести глаз от обнажённого торса – хорошо хоть он в штанах!
– Уж извини, некуда было тебя положить, сам только въехал, мебели почти нет, так что кровать одна, – говорит мужчина, подходя к высокому шкафу, кажется, из чистого дерева. Накидывает на голое тело какой-то пуловер – и возвращается ко мне.
– Просто… – зачем грузить мужчину, который и так за день помог мне больше, чем другие за год, своими проблемами?
И этот взгляд… внимательный, пронизывающий, ощупывающий. Как будто я в самом деле ему нравлюсь. Я честно хотела увильнуть от ответов, но Чезаре бы в допросной работать следователем! Уже спустя полчаса, когда мы сидели на огромной идеальной кухне прямиком «из телевизора», я рассказала все. Ну, почти все. Про Виктора, наши недолгие отношения и вчерашний день.
– Я никогда раньше не пила. Извините пожалуйста, – извиняюсь на всякий случай снова. И стараюсь не смотреть на твердые очерченные губы.
– Я тоже пью редко. И не курю, – неожиданно говорит мужчина, – может, в компенсацию за затраченное время, покажешь мне, что новенького в городе? С меня машина и сопровождение, – он предлагает, но голос звучит безапелляционно. Чезаре привык командовать, да в общем-то и не скрывает, что он большой босс с большими перспективами.
Я совершенно точно не должна была соглашаться. Ничего хорошего из таких знакомств не выходит. Но меня подкупает, что он не пристает, не делает никаких намеков, не пытается выудить информацию обо мне сверхнеобходимого.
Наверное, это были самые лучшие выходные из тех, которые я только могу вспомнить. Я не думала о посеянном телефоне и пропущенном корпоративе, о том, что мне придется выслушать от коллег. О Витьке, который наверняка меня уже разыскивает… о деньгах…
Мы гуляли с Чезаре по городу – я хромала рядом. А чаще присаживались где-нибудь в сквере, и я рассказывала, что помнила о произошедших вокруг за последние годы изменениях.
– Вот там открыли новый развлекательный центр, – киваю в сторону северной площади.
– А в Никитском есть каток, я, правда, катаюсь плохо, а сейчас и вовсе не до того, – смеюсь.
С Чезом очень легко общаться, когда он перестает строить из себя сурового бигбосса.
Он словно молодеет лет на семь, дурачиться вместе со мной, покупает мороженое – и тут же тащит в кафе согреться. Тащит меня в книжный – посмотреть, не осталось ли там в разделе итальянской литературы «Неистового Роланда» в оригинале.
Я, кажется, забываю обо всем на свете. Может, это защитная реакция на все свалившиеся на голову проблемы. А, может, я просто умудрилась влюбиться буквально за пару дней – потому что меня наотрез отказываются отвозить домой, мотивируя это тем, что за два дня хочется узнать город заново по максимуму.
В воскресенье вечером мы идем в кино на новый фэнтези фильм. Что удивительно – оказывается, весь из себя суровый и властный итальянец любит кино! Мы сидим на четвертом рядом – и да, оба терпеть не можем попкорн – пьем горячий кофе с собой из ближайшей кофейни и шепотом комментируем происходящее.
Я не сразу понимаю, что ладонь мужчины лежит на моем колене, чуть поглаживая его. А потом находит мою руку – и наши пальца переплетаются. Мы продолжаем внимательно смотреть кино, переглядываясь порой, как подростки. Когда на экране начинает грохотать битва, Чез дергает меня за рукав. А поворачиваю голову – и чужие твердые губы легко накрывают мои – снова. Горьковатый запах кружит голову, сердце бешено стучит, грудную клетку распирает, а пальцы холодеют.
Мне приятно, жарко, томно… В животе тяжелеет. Я облизываю губы, когда чужие на миг отрываются – и сталкиваюсь с горячим тяжелым взглядом чернеющих глаз. Не знаю, как нахожу в себе силы отвернуться. Я не люблю публично выражаться свои чувства, это слишком личное, слишком интимное, чтобы выставлять на обозрение чужих людей даже в кинотеатре.
После сеанса мы одеваемся и молча выходим на улицу.
– Я обидел тебя? Мне казалось, что ты не против, – голос Чезаре звучит хрипловато.
– Все нормально, – кусаю губы, отворачиваясь. Собака ты на сене, Романова. Цветочек хренов, росянка.
И сама не готова, и другим отдать больно. Вот только перед глазами ещё стоит пример матери, которая ушла от нас с отцом в канун Нового года, когда мне было пять… Я не хочу также. Не хочу случайных связей. Смешно, да?
Он мне нравится. Очень нравится. Интересный, красивый, загадочный, успешный – что ни говори. И уж точно не разгильдяй. Но если с Витькой я ещё пыталась поверить в «долго и счастливо», то тут в лучшем случае мне достанется несколько жарких ночей.
Я ведь даже не знаю, где он работает. Вообще мало что о нем знаю.
– Нора, что случилось? Я не понимаю? – меня берут – и легко поворачивают лицом к лицу.
Язык слушается плоховато. Не знаю, что бы я наворотила, но нас окликают.
– Норка, это чего, ты что ли? Коза, я тебе звоню-звоню, ни ответ – ни привет! Кто так делает? – возмущенный мужской голос звучит развязно.
Оборачиваюсь – Витька. Куртка нараспашку. Кажется, он выпил. Немного – но я-то знаю, что бывшему пить нельзя вообще, он ещё хуже, чем я в этом плане.
– Так, а это тот самый «упырь зеленый», я полагаю, – звучит над головой задумчивый голос, – из-за него плакала? – не понять, что такого в этом спокойном ровном тоне, от чего мурашки бегут по коже.